Почти пятнадцать минут пришлось мне одному драться с четырьмя истребителями 
противника. Трудно сказать, чем все это закончилось бы, не приди мне на помощь 
Иван Цапов. Вместе с Сашей Шилковым он набрал высоту и со стороны солнца 
атаковал «Фокке-вульфы». Через минуту они потеряли одного из своих ведущих и, 
оставшись втроем, ушли восвояси.

Особенно тяжело пришлось в дни прорыва блокады Ленинграда молодым летчикам 
нашего полка. Помнится, один из них, Юрий Шорин, допустил в полете ошибку и 
должен «был посадить истребитель на фюзеляж. Не имея опыта такой посадки, Юрий 
ударился о прицел. На другой день лицо его так распухло, что не было видно глаз.


Наша четверка дежурила в тот день, соблюдая «готовность № 1». Было холодно, и я 
попросил техника закрыть мою кабину чехлом. Через некоторое время кто-то 
постучал по фонарю. Как оказалось, стучал подполковник Никитин. Он привел на 
стоянку молодых пилотов, чтобы я объяснил им, как следует садиться на фюзеляж, 
поделился с ними своим опытом.

Сидя в кабине, я рассказал все, что следовало, по порядку. Вспомнил, как мне 
самому доводилось приземляться в некоторых случаях. А приходилось по — разному: 
и на шасси, и без шасси, и на полусогнутые стойки, и на одно колесо.

— Ну как, поняли? — спросил я в заключение у ребят.

— Поняли, — ответили они хором.

— А понял ли товарищ Шорин?

Шорин раздвинул двумя пальцами опухшие веки правого глаза и, глянув на меня 
одним оком, четко ответил:

— Так точно, понял, товарищ капитан!

Молодые летчики от души посмеялись над своим незадачливым сверстником.

И именно в эту минуту последовал сигнал вылета. Техники сдергивают с моего 
истребителя чехлы. Толпившиеся возле него ребята отбегают в сторону, и я 
поднимаюсь в воздух. Вместе со мной летят Шестопалов, Шилков и Прасолов. В то 
время как мы набираем высоту, нам с земли передают по радио всего одно слово: 
«Колпино!» Что ж, понятно. Видимо, фашистская авиация угрожает Ижорскому заводу.
 Я разворачиваюсь и вижу приближающиеся к Колпину фашистские самолеты. На 
подступах к городу в небе белеют шапки зенитных разрывов. Насчитываю восемь 
бомбардировщиков Ю-88 и столько же истребителей МЕ-109. А нас всего четверо. 
Причем со мной идут новички, малоопытные летчики. Но пока фашисты соображают, 
что к чему, мы атакуем «юнкерсы». Молниеносный удар — и трех вражеских 
бомбардировщиков как не было. Два горят, третий, медленно вращаясь, отвесно 
идет к земле.

Впрочем, стрелок атакованного мной «юнкерса» в последний момент успел дать 
очередь, и крупнокалиберные пули сорвали с моего истребителя капоты. Стрелка 
давления масла на моей машине показывает нуль. Кабину заполняет дым. Я смутно 
вижу, как падает «юнкере», сраженный Шестопаловым. Об одержанной им победе 
кричит Шилков. А над нашими головами уже нависли истребители врага. Я резко 
набираю высоту. Мимо проносится «мессершмитт». Доворачиваю истребитель и 
стреляю. Стреляю в дыму, почти вслепую.

— Отлично, командир, отлично! — кричит Шестопалов. — «Мессер» пошел к земле!..

Волей — неволей я должен выйти из боя. Прошу Шестопалова прикрыть меня. Мотор 
моего истребителя уже дает перебои, и ведомый отбивает атаки противника одну за 
другой. Ему еще нет двадцати, моему телохранителю Коле Шестопалову. И ему, 
конечно же, недостает боевых навыков. Но он компенсирует эту нехватку дерзостью.
 Неторопливый на земле, в воздухе Николай метеором мчится навстречу врагу.

До аэродрома остается километров десять, когда мотор моей машины 
останавливается. В кабине становится тихо. Летящий рядом Шестопалов хорошо 
знает, что на наших новых истребителях ЛАГГ-3 нет аварийной системы выпуска 
шасси. Коль уж мотор отказал, значит, остается садиться на фюзеляж. Николай 
спрашивает, как я себя чувствую.

— Отлично! Сейчас садиться будем! — кричу я ему. Вот и аэродром, а у меня еще 
остается небольшой запас высоты. Чтобы избавиться от этого излишка, я сваливаю 
машину в скольжение. Приземляюсь поближе к стоянке бомбардировщиков, 
высвобождая место для посадки остальных истребителей. Машина касается земли, 
подгибая две лопасти винта, и в последнее мгновение ползет на животе. За нею 
поднимается снежное облако.

К месту посадки мчится автомобиль. Я выхожу из кабины и вижу инженера Сергеева, 
техника Тараканова, полкового врача Петрова и нескольких сержантов — летчиков 
Во главе с Шориным. Летчики удивленно смотрят то на меня, то на беспомощно