прикрытия бомбардировщиков, предназначенных для удара по Берлину, первым подал 
рапорт с просьбой включить его в эту группу.

За время войны не погиб ни один из ведомых Ефимова. Он, как никто другой, зорко 
следил за ходом боя и в случае возникновения острой ситуации немедленно 
бросался на помощь товарищу. Лично меня Матвей Андреевич дважды выручал из беды.


Он обладал феноменальной зрительной памятью. Как-то специальный самолет — 
разведчик привез фото вражеского аэродрома Котлы. А перед вылетом штурмовиков 
Ефимова послали на доразведку этого аэродрома. Возвратившись, он нарисовал 
аэродром и расположенные на нем самолеты. Представитель штаба ВВС был потрясен 
сходством рисунка и снимка.

Вызывали удивление и восхищение редкая работоспособность Матвея Андреевича. Он 
летал не меньше, а больше всех нас и при всем при том успевал подготовить 
собрание, выступить с лекцией или докладом, ознакомиться с литературными 
новинками, побеседовать с летчиками и техниками, побывать в кубриках у матросов,


А уж в часы отдыха не было у нас более веселого и остроумного человека. Спеть 
ли песню, сплясать ли, рассказать ли о чем — либо интересном — на все Ефимов 
был большой мастер. И все это получалось у него удивительно легко, просто, от 
души.

Он был заместителем командира по политчасти (так с некоторых пор стала 
именоваться эта должность), но мы по привычке называли его комиссаром. Он 
оставался для нас комиссаром. И в этом тоже был особый смысл. Люди полка видели 
в Матвее Андреевиче человека партийной, ленинской закалки, жившего по славным 
законам старой большевистской гвардии.

— Фурманов ты, Матвей! — сказал ему как-то Сухов, Ефимов учил нас: «Победа — 
дело не случая, а умения!» И это он, наш Андреич, начал — причем не без 
успеха! — применять училищные навыки инструктора — воспитателя в бою. Когда 
молодому летчику Михаилу Алексееву стало казаться, что ему «попросту не везет», 
его взял с собой в очередной вылет Матвей. Встретясь с фашистскими самолетами, 
он правильно построил маневр, дерзко атаковал их, ударил «слегка» по одному из 
«юнкерсов», отошел в сторону и закричал по радио ведомому:

— Добивай, чего смотришь? Смелей, я прикрою!.. Михаил нанес удар. Вражеская 
машина, чадя, пошла к земле.

— Ну вот! — восторженно закричал Ефимов. — А говорил — не везет!..

За полтора военных года наш комиссар сделал триста пятьдесят два боевых вылета, 
провел девяносто один воздушный бой и сбил двадцать пять самолетов врага.

Ни одна пуля, ни один осколок не тронули Ефимова на войне. Он не потерял в бою 
ни одной машины. Вражеские истребители не в силах были сбить его, хотя 
постоянно охотились за ним, Как позже стало известно, гитлеровцы даже завели на 
него специальное дело. В этом деле была фотокарточка нашего комиссара, и он 
именовался как «цель № 1>.

Трагический случай вырвал его из наших рядов вместе с несколькими другими 
летчиками полка. Но как воздушный боец он остался непобежденным. И образ его 
навсегда сохранился в сердце каждого, кто его знал.




ПУТЫ БЛОКАДЫ ПОРВАНЫ


Снова, как это было уже не раз, полк поднят по тревоге. Проходит немного 
времени, и мы обосновываемся на другом аэродроме. Чувствуется, что идет 
усиленная подготовка к какому-то большому делу. Но что нам предстоит делать, 
никто не знает. Впрочем, мы пребываем в неведении недолго. Вечером на командном 
пункте полка нам объявляют, что войска Ленинградского и Волховского фронтов 12 
января 1943 года переходят в наступление с целью прорыва блокады Ленинграда.

Командир обводит собравшихся многозначительным взглядом:

— К утру второй и третьей эскадрильям в полном составе быть готовыми к 
выполнению задачи по прикрытию войск над полем боя.

Землянку командного пункта сотрясает «ура».

Даже не верится, что мы будем наступать. У всех какое-то предпраздничное, 
торжественное настроение. Наводим образцовый порядок в наших земляных жилищах. 
Надраиваем пуговицы на гимнастерках, пришиваем чистые подворотнички, с вечера