» 




ОН ОСТАВАЛСЯ КОМИССАРОМ


Большой двухмоторный самолет ИЛ-4 поднялся над аэродромом и тут же упал 
посредине летного поля. Он глухо ударился о землю и, разваливаясь на части, 
вспыхнул огромным костром.

Мы выключаем моторы истребителей, выскакиваем из кабин, что есть силы бежим к 
месту трагического происшествия. Кто-то кричит: «Не подходите, взорвется!» И 
действительно, в ту же секунду раздается глухой взрыв, и мы падаем в снег. 
Головы не поднять. Во все стороны со свистом летят пули рвущегося боекомплекта, 
А звонкий повелительный голос все кричит и кричит кому-то: «Не подходите, 
взорвется!»

Там, в этом гигантском костре, гибнут наши товарищи: Матвей Ефимов, Трофим 
Куцев, Ханяфи Хаметов, Виктор Сиголаев, Борис Борисов, экипаж самолета во глазе 
с командиром — старшим лейтенантом Григорием Червонооким. Но помочь им нет 
никакой возможности. Только минут через двадцать нам удается подойти к тому, 
что недавно было самолетом.

Подходим, снимаем шлемофоны…

Гаснут последние языки пламени, и среди обгорелых обломков машины мы отыскиваем 
обугленные тела друзей. Куцева узнаем по богатырской фигуре, Ефимова — по 
расплавившейся на его груди Золотой Звезде Героя. Остальных опознать 
невозможно…

Как же все это произошло?

Экипаж бомбардировщика ночью сделал три вылета. Это были удары по дальним 
аэродромам противника. Едва Червоноокий и его товарищи прилегли, как возникла 
необходимость снова поднять их. Последовало срочное задание: перелететь к нам, 
на аэродром 3-го гвардейского полка, и перебросить наших летчиков на тыловую 
базу за четырьмя истребителями, которые мы недополучили. Конечно, было бы лучше 
послать на такое задание один из транспортных самолетов, но все они 
перебрасывали срочные грузы в Ленинград.

Бомбардировщик ИЛ-4 должна была сопровождать до Новой Ладоги восьмерка 
истребителей. Звено старшего лейтенанта Черненко сразу же взлетело. Моя 
четверка непосредственного прикрытия запустила двигатели. ИЛ-4 вырулил для 
взлета. И тут откуда ни возьмись майор Куцев. С маленьким чемоданчиком в руках 
он подбежал к самолету и стал упрашивать летчика взять его на борт.

— Возьмите, пожалуйста, товарищ старший лейтенант! — умолял Куцев Червоноокого.
 — Вот, получил телеграмму. Умерла жена. Дочка одна осталась. Понимаете? Мне 
только через Ладогу. А там до Ташкента я доберусь. Возьмите…

Машина была заполнена, поместить Куцева казалось невозможным. Но, добрый 
человек, Червоноокий после некоторых колебаний приказал спустить трап.

Возможно, взволнованный разговор с Куцевым выбил летчика из колеи. Возможно, 
усталость сделала свое дело. Как бы там ни было, пилот забыл после посадки 
поставить триммер руля высоты во взлетное положение и начал разбег. Машина 
вздыбилась и свечой ушла в небо. На стометровой высоте она потеряла скорость, 
опустила нос и, сделав полвитка штопора, ударилась о землю.

Я гляжу на дымное кострище и вспоминаю вчерашний разговор командира полка и его 
заместителя по политчасти. Был вечерний час. Летчики читали газеты, играли в 
шахматы. Я писал письмо жене, а рядом со мной сидел подполковник Никитин, 
составлявший список тех, кто должен был лететь с ним на базу, чтобы получить 
истребители. Матвей Андреевич, подойдя к столу и заглянув через плечо Никитина 
в список, сказал, что лучше было бы возглавить эту группу летчиков ему, Ефимову.
 У командира много дел и здесь, в части. Полк получил новые самолеты, а за 
молодыми, неопытными летчиками нужен глаз да глаз.

Я постараюсь побыстрее обернуться, — сказал со своей доброй, мягкой улыбкой 
Ефимов. Никитин на мгновение задумался:

— Ладно, убедил, Андреич. Так и быть, лети.

Зачеркнув свою фамилию, командир написал над ней: «Ефимов».

Ах, какой это был великолепный человек, Матвей Андреевич Ефимов!

Это он в начале войны, узнав о том, что формируется группа истребителей для