«ПРИДЕТСЯ НАЖАТЬ НА ГАШЕТКИ»


Положение под Ленинградом становится все более напряженным. Город ведет 
ожесточенную войну на два фронта. финские войска рвутся на Карельский перешеек. 
Гитлеровские полчища вступили в пределы Ленинградской области. Над главной 
базой балтийского флота — Таллином нависла смертельная опасность.

Утром 13 июля 1941 года три наших товарища — Владимир Халдеев, Михаил Багрянцев 
и Михаил Федоров — улетели под Старую Руссу, звено Егора Костылева — в Куплю. 
Им предстояло базироваться на других аэродромах. Собрав остальных летчиков, 
командир сказал, что, видимо, на днях кому-то предстоит лететь в Эстонию. При 
этом он глянул в мою сторону, и я подумал, что ответственное задание поручат, 
наверное, нашему звену. Командир продолжал говорить, а я уже представил себе 
Таллин, его узкие, как ущелья, улочки средневековья и широкую морскую гавань со 
множеством кораблей. Незадолго до войны мы ездили в эстонскую столицу на 
общефлотский смотр художественной самодеятельности и размещались там в 
первоклассных каютах огромного корабля «Вирония», Весь Таллин пел в те дни, 
радуясь свободной и светлой жизни. А вот теперь ему угрожает фашистское 
нашествие. Старый Томас — хранитель города, о чем ты думаешь сейчас, стоя на 
своей башне? Не печалься, мы тебя в беде не оставим!..

— Вы поняли, лейтенант Каберов? — повысил вдруг голос майор.

Оказывается, я так задумался, что, не расслышал его последних слова и смотрел 
на него, будто спросонья.

— Поняли, Каберов? — переспросил майор. — Вы и ваши товарищи стали основными 
базовыми летчиками. Ваше звено при любых обстоятельствах остается здесь. 
Прикрытие Кронштадта — наша главная задача.

Командир посмотрел на часы, напоминая нам, что до очередного вылета остается 
восемь минут, Затем последовало обычное предупреждение о необходимости 
внимательного наблюдения за воздухом.

Вот тебе и Таллин! Возле самолета Алиева мы остановились.

— Ничего, Таллин — это не основное направление, — сказал Гусейн, как бы утешая 
кого-то, — Главные бои предстоят, видимо, здесь.

Он что-то еще хотел сказать, но в воздух взвилась зеленая ракета, и мы заняли 
свои места в кабинах. Запускаю мотор и думаю: а ведь Гусейн, наверное, прав. 
Здесь предстоят трудные бои. Только они еще впереди, а в Таллине уже сейчас 
есть работа для нашего брата. До чего же надоел этот «святой барраж» над базой 
и этой Маркизовой лужей! Недаром нас Новиков давно называет базовыми летчиками.

Мы уже выруливаем, когда наперерез нам выбегает техник. Он показывает руками 
крест. Возле кабины моего самолета вырастает фигура Аниканова. Струей от винта 
у адъютанта сбило фуражку. Он бежит за ней, возвращается и, обращаясь к нам, 
торопливо сообщает, что ночью фашисты бомбили Клопицы и что сейчас, видимо, 
последует команда прикрыть этот аэродром.

— А что, ожидается повторный налет?

Аниканов улыбается, неопределенно пожимает плечами.

Но уже в следующую минуту послышалась команда: «На Клопицы!» Мы прямо со 
стоянки пошли на взлет. Я испытывал радостное чувство: «Хорошо! Хоть раз не на 
базу».

Деревня Клопицы, с белой церковью в центре ее, примыкает к аэродрому. Самолетов 
на аэродроме нет. Интересно, что же бомбили здесь немцы во время налета, что 
видели они с высот ночного неба на этом пустынном поле и в этой чаще, вставшей 
зеленой стеной вдоль северной границы аэродрома? Небольшие воронки от 
сброшенных на него бомб темнеют, словно раскатившиеся монеты.

Алиев и Соседин идут рядом. Снова разглядываю воронки. Пытаюсь вообразить, как 
здесь, над этим полем и лесом, ночью кружили фашистские самолеты. «Днем бы их 
увидеть да разделаться с ними, — думаю я. — Должны же мы, истребители, когда — 
нибудь истребить хоть одного фашиста. Неужели мы так молоды, что нам ничего 
нельзя доверить? В Таллин — нельзя, под Старую Руссу — тоже. Просил командира 
послать нас под Выборг. Положение там серьезное. Наши с трудом сдерживают 
яростные атаки финских войск. Но командир сказал, что авиацию противник не 
применяет и что драться в воздухе не с кем. „А штурмовать? — возразил я. — 
Почему бы не штурмовать?“ В ответ последовало: „Не горячитесь. Когда нужно 
будет, пошлют“. — „Так ведь нужно же, нужно, товарищ командир!..“ Но он лишь 
посмотрел на меня сощуренными глазами и ничего больше не сказал…