- Куда идете? Можно сказать мне? - белые усы Бесо зашевелились. 

- А зачем вам это знать? 

- Как зачем? Должен же знать отец, куда идет жених его единственной дочери! 

- Какой жених? 

- Владимир... 

- Какой Владимир? Их у нас три. 

- Трапезников Владимир. 

- Ах вот оно что! Это вашу дочь зовут Тинико? 

- Да-а, Тинико, а вы ее знаете? 

- Слышал о ней. 

- Здравствуйте! - вырос вдруг из-за спины моего собеседника старый украинец 
Григорий Фомич Григоренко. Мы все знали его уже два года - с момента скандала, 
который учинил в его доме Поедайло. 

- Жених его дочери... тоже уходит с вами? - вмешался Бесо. 

- Кто же это? 

- Поедайло! - не без гордости ответил Григорий Фомич. 

- Поздравляю. Это хороший матрос. 

- А Владимир плохой, да? - воскликнул Бесо, не на шутку встревоженный, так как 
Трапезникова я не похвалил. 

- О присутствующих не говорят, - я показал, на Трапезникова, который, 
переминаясь с нош на ногу, стоял невдалеке. 

- Тогда скажи мне и Фомичу, куда вы идете! - настаивал Бесо. 

- Не знаю. 

- Тайна, наверна. Ну, тогда скажи, далека или не далека идешь? 

Убедившись, что от меня они ничего не добьются, старики простились и обняли 
смущенных женихов. 

- Ярослав Константинович, - из толпы провожающих вынырнул Метелев, - ты что ж 
это? Уходишь не простившись? 

- Никак нет, видишь, прощаемся, - говорил я, пожимая руку дяде Ефиму. - За 
нашим воспитанником Васей, дядя Ефим, прошу присмотреть. Нам не разрешили взять 
его с собой... А к вам он привязан, как к родному... 

- Не беспокойся, он здесь дома. Смотри за своими людьми в оба, дорога, видать, 
у вас длинная. Будь требовательным. Молодежь есть молодежь. Иногда баловство 
может до беды довести... Сейчас война! 

- Это он верно говорит, - подтвердил оказавшийся рядом Селиванов, - но за 
"малюточников" можно не беспокоиться... 

- Время вышло. Ярослав Константинович, прошу на корабль, - пожимая на прощанье 
руку, говорил Лев Петрович. 

Судно отошло от берега. На базе заиграл оркестр. Все шире и шире становилась 
полоса воды, отделявшая нас от остальных кораблей. 

Кто-то, кажется, Терлецкий, затянул, и все подхватили популярную в то время 
песню: "Прощай, любимый город! Уходим завтра в море..." 

- Товарищ командир! - воскликнул Цесевич. - Посмотрите на нашу "Малютку"! Это 
не иначе как наш Вася! 

Мы все были тронуты, увидев поднятый на "Малютке" сигнал: "Прощайте, боевые 
друзья! Счастливого плавания!" 

Я стоял у борта. Подошел Свиридов и рассказал, что накануне ночью он видел, как 
старшина Терлецкий, думая, что его никто не видит, долго стоял возле торпедного 
аппарата, потом наклонился и прижался к нему щекой.