невредимы. 

Осторожно, чтобы не взбаламутить ил, мы легли на грунт в восемнадцати 
кабельтовых от места последней атаки катеров. Сразу же были остановлены 
механизмы, которые могли издавать шумы, слышимые за пределами корпуса подводной 
лодки. По кораблю было объявлено приказание о соблюдении полной тишины. 

Гидроакустический пост играл особенно важную роль. Он должен был 
заблаговременно предупредить об опасности, причем с таким расчетом, чтобы мы 
успели сняться с грунта и начать уклонение. Гидроакустик понимал это, 
специального напоминания ему не требовалось. 

С технической точки зрения гидроакустическую аппаратуру подводных лодок времен 
второй мировой войны никак нельзя было назвать совершенной, в том числе, 
конечно, и ту, которую использовал наш корабельный "слухач" матрос Иван Бордок. 


Иван Бордок до самозабвения любил свое дело. Он настолько хорошо изучил 
аппаратуру, что сам смог предложить кое-какие усовершенствования. При этом ему 
пришлось выдержать "большой бой" с конструкторами, которые не сразу соглашались 
с ним. И он оказался победителем. Инженеры, вынужденные признать 
целесообразность применения рационализаторских предложений нашего скромного 
"слухача", были поражены, когда узнали, что Бордок окончил только семь классов 
и с техникой впервые познакомился на подводной лодке. Все свободное время он 
проводил за своей аппаратурой, даже тогда, когда достиг высокого мастерства. 
"Зазнаться можно незаметно для себя", - ответил он однажды матросу Поедайло, 
который заявил, что если много занимаешься одним и тем же предметом, то он 
надоедает и становится противным. 

- Пробоина заделана! - докладывали по телефону из аварийного помещения. 
Поступление воды прекращено полностью. Разрешите приступить к осушению отсека. 

- Откачивать воду за борт не разрешаю! - ответил я. Люди, находясь по пояс в 
воде, работали в очень тяжелых условиях. Им приходилось дышать сжатым до 
нескольких атмосфер воздухом. Утомляемость от этого резко повысилась, однако 
никто из подводников не жаловался. 

- Видать, мы сильно насолили фашистам. Никак нас не оставят, - вполголоса 
говорил кому-то Трапезников. 

Я глянул в его сторону, но увидел только торчащие из-под палубы ноги. Сам он 
был в трюме и исправлял что-то в арматуре помпы. 

- Да, Паша, сегодня был выход в атаку не на луну, - раздалось в ответ. 

Кто именно отозвался, по голосу я сразу не определил и заглянул в маленький 
трюмик, в котором едва мог поместиться один человек. 

- Поедайло? Вы что делаете в трюме? - удивился я. 

- Помогаю Трапезникову, товарищ командир! - браво отвечал матрос, ухитрившийся 
улиткой обвиться вокруг фундамента помпы. 

- А кто на записи? 

- Механик сам. Он мне разрешил, Трапезникову одному не справиться... работа 
сложная... 

- Вас просит к телефону Каркоцкий из аварийного отсека, товарищ командир! - 
протянул мне телефонную трубку механик. 

Однако разговор с парторгом пришлось отложить. Докладывал басом гидроакустик. 

- Правый катер дал полный ход! Расстояние более двенадцати кабельтовых. 

- Сближается с нами или нет? - машинально переспросил я. 

- Никак нет, к нам не приближается, товарищ командир, - уточнил Бордок, но, 
похоже, идет в атаку. 

- По кому же он тогда... в атаку-то? - бубнил Поедайло. 

- Наверно, по луне, - шептал Трапезников, - от нас научился, видать. Тут, брат, 
с кем поведешься... 

- Прекратить в трюме болтовню! - рассердился механик. Несмотря на напряженность 
обстановки, в голосе его улавливался с трудом сдерживаемый смех. - Вы делайте...
 

Раскатом грома прозвучал взрыв серии бомб.