упускал случая дружески посмеяться над строгим начальником. 

- Болтаешь много, - огрызнулся Халилов, - неужели ты не понимаешь, что вахта не 
собрание? И вообще, сколько можно мусолить эту ерунду! 

Матросы хорошо знали Халилова. Если он начинал говорить быстро, вздрагивающим 
голосом, то это предвещало для кого-нибудь внеочередной наряд на камбузе, в 
трюмах отсеков или где-нибудь еще. В отсеке водворилась тишина. 

- Уже больше недели ходим у этих берегов. Точно вымерло все. Так и война 
пройдет с одной несчастной баржей, - тотчас же переменил тему разговора 
Трапезников. 

- А тебе не терпится? - услышал я снова насмешливый голос боцмана. Посмотрел бы 
я на тебя, если б тебе довелось один на один подраться с каким-нибудь фашистом. 


Халилов имел в виду небольшой рост и довольно слабое физическое развитие 
Трапезникова. Его даже прозвали "младшим сыном боцмана". Дело было не только в 
тщедушной фигуре Трапезникова, но и в том, что Халилов особенно внимательно 
наблюдал за Трапезниковым, Подмечал все его промахи, постоянно учил его, но 
наказывал очень редко и нестрого. Подводники не могли не видеть этого. 
Трапезников относился к кличке почти как к должному, даже отзывался на нее, 
Халилова же по совершенно непонятным причинам упоминание об этой кличке 
приводило в бешенство. 

- Неизвестно, кто кого проучил бы, - возразил задетый словами боцмана матрос. 

- Терпеливым надо быть! Терпеливым! Только хладнокровным, разумным и терпеливым 
дается победа! "Больше недели ходим"... Иногда и дольше приходится ходить - и 
все впустую. Не так-то легко найти врага. Он вот и рассчитывает на таких, как 
ты. Мол, лодочка походит, походит, поищет меня, надоест и уйдет в другой район, 
а тем временем я пройду спокойно... 

Матросы дружно засмеялись. Смеялся и Трапезников, но только чтобы поддержать 
компанию. 

- Товарищ мичман, - обратился к Халилову кок, сильно хлопнув переборочной 
дверью при входе в отсек, - прошу выделить двух человек на чистку картошки. 

- Ты что стучишь дверьми? Нервишки, что ли, расшатались? Не видишь, командир 
спит. 

- Виноват! - кок перешел на шепот. - Забылся, на камбузе жарко... 

- То-то я вижу, что жарко: у тебя мозги расширились. - Халилов снова рассмешил 
матросов. - Трапезников, Свиридов, на картошку, быстро! 

Кто-то прыснул, наступила пауза, которую снова нарушил голос мичмана: 

- Грачев! Иди и ты с ними. Втроем быстрее справитесь. Много смеешься, поработай 
малость. 

- Хорошо с нашим боцманом: поговоришь с ним по душам, глядишь - и работка 
какая-нибудь найдется, - бросил Трапезников, выходя из отсека вместе со своими 
товарищами. 

- Матросу нельзя скучать, - назидательно отозвался Халилов, довольный своей 
остротой. - Работайте, чтобы кок был доволен. Я приду посмотрю. 

Через несколько минут он действительно вышел из отсека. 

- Шутки шутками, а Паша прав. Да и боцман тоже прав, конечно, философствовал 
кто-то из отдыхавших в отсеке, - уже одиннадцатые сутки... И никого. Страсть 
надоели эти выходы в атаку по... луне. Паша об этом и говорил, но боцман... 

С целью тренировки экипажа ежедневно, обычно под вечер, проводились учебные 
атаки. При этом игралась боевая тревога, подводная лодка маневрировала на 
различных ходах, оружие и механизмы готовились к бою. Естественно, такие 
тренировки, прозванные матросами "атаками по луне", приносили пользу. Однако за 
десятидневное безрезультатное маневрирование на позиции они изрядно всем 
надоели. Люди рвались в бой, а им вместо этого приходилось довольствоваться... 
"атакой по луне". 

Разговор, начатый матросом, никто не поддержал. В отсеке воцарилась тишина. 

Сладкие минуты долгожданного отдыха были недолгими. По переговорной трубе я 
услышал слова вахтенного офицера: "Командира корабля прошу в боевую рубку!" 

Как бы изысканно вежливо и спокойно ни произносил вахтенный эти слова, они