- Да нет! - смутился матрос, а окружавшие нас подводники весело рассмеялись. - 
Я рад, конечно, что вас назначили командиром, но не потому, конечно, что мы 
расстаемся с вами... 

Пересыпкин злоупотреблял словом "конечно". 

- Наверно, и потому тоже, - продолжал шутить я. 

- Хоть вы меня, конечно, и на губу посадили, - оправдывался Пересыпкин, но, 
конечно, правильно посадили... Мина тоже сказала, что, конечно, правильно 
посадили... А за правду только нюни обижаются, а настоящие, конечно, матросы 
должны благодарить. 

Пересыпкин намекал на случай, когда я наказал его за опоздание на разводку 
дежурно-вахтенной службы. 

- А где сейчас Мина? - спросил я его. - Ведь она была в Севастополе. 

- Мина-то? - Пересыпкин заулыбался. 

- Мина, говорят, замуж вышла за какого-то разгильдяя! - крикнул кто-то из толпы 
матросов. 

- Вот в это уж никто не поверит. Она порядочная девушка, - заступился Свистунов.
 

- Мина, конечно, была здесь, - Пересыпкин пропустил мимо ушей насмешки 
товарищей, - а сейчас на фронте. 

- Пишет? 

- Редко, конечно, - еле слышно произнес матрос. 

- Ну и редко! - расхохотался друг Пересыпкина Додонов. - Да он ответы не 
успевает писать. 

- Как это не успеваю? - обиделся Пересыпкин, - Конечно, не успеваю, когда враз 
приносят кучу писем, а потом... по два месяца нет. 

...В последний раз я беседовал с подводниками "Камбалы". "Проработав" 
Пересыпкина, матросы направили огонь своих шуток на Додонова, затем вспомнили 
Сазонова, Калямина и других членов экипажа. 

Поздно вечером меня провожали подводники "Камбалы". 

Стоя на подножке камуфлированного вагона военного поезда, я по очереди еще и 
еще раз жал руки бежавшим за поездом подводникам. 

- Вы все же сбрейте усы! - крикнул я Пересыпкину, который третий раз прощался 
со мной. - Стариком быть всегда успеете! 

- Кто его знает, успею ли! Война! Мина говорит... Последние слова Пересыпкина 
потонули в смехе товарищей, и я так и не узнал, что говорила Мина по поводу 
усов своему жениху. 

Ранним утром 17 июня 1942 года поезд доставил меня на одну из станций, откуда к 
месту базирования подводных лодок я шел уже пешком. 

Шагая в то ясное, летнее утро по пыльному шоссе, я вдруг испытал тревогу перед 
новым, неизвестным. 

Припомнилось детство, глухое сванское село, родные и знакомые. В те далекие 
годы я мог обратиться за любым советом к дедушке, отцу или матери. Теперь же 
они ничего не могли Мне посоветовать. Моя жизнь не была похожа на их жизнь. 

Дорога привела меня на вершину холма. Подо мною лежала небольшая бухта, сплошь 
заставленная разнокалиберными морскими судами. Из леса корабельных труб там и 
сям тянулись вверх столбы дыма. 

Спустившись с холма, я шел по тропинке, с обеих сторон заросшей колючим 
кустарником и ежевикой. Это были излюбленные места шакалов. 

Заросли, прозванные кавказскими джунглями, плотным кольцом окружали место 
базирования наших подводных лодок. 

Вскоре я увидел перед собой каменное двухэтажное здание, построенное на 
возвышенности у самой бухты. В нем размещалась береговая база подводных лодок. 
У подножья холма, в тени эвкалиптов стояло несколько скамеек. Это место 
прозвали "беседкой споров". Несмотря на ранний час, у "беседки" было довольно 
людно.