- Бедняга... 

- Как им не стыдно? А еще культурный народ! - не могли успокоиться матросы. 

- А кто это там, в углу? - спросил я. 

- Это сочувствующие. Там лежит побитый Блекхилл. 

- За что же наказали? 

- Говорят, за то, что шапку не снял, обращаясь к офицеру... 

- А может, за то, что он нам всегда помогает, разве разберешь тут... 

Мы долго еще говорили об этом событии. Наконец, подводники несколько 
успокоились, и я смог перейти к цели своего посещения - к информации о текущих 
событиях. 

Обычно утром я просматривал свежие английские газеты, получаемые в офицерском 
салоне, выписывал из них наиболее интересные материалы и вечером рассказывал о 
прочитанном матросам и старшинам. 

В тот вечер я пришел рассказать о том, что наши войска наступают по всему 
фронту, что идут бои за столицу Белоруссии Минск, в Чехословакии, на Карпатах, 
за Прибалтику. Фашисты под могучим натиском Советских Вооруженных Сил отступали 
по всему фронту. Разгром фашистской Германии и, следовательно, конец войны был 
близок. Все это радовало сердца подводников, но в то же время каждый из них 
думал о своем участии в окончательном разгроме врага. Никто не хотел 
задерживаться здесь, чтобы не опоздать принять участие в последних, завершающих 
боях великой битвы. 

Не успел я рассказать матросам обо всем, что прочитал, как в кубрик вошел 
Фисанович и, отозвав меня к двери, тихо сказал: 

- Ты почему же не отпускаешь людей на вечер? Там все уже собрались, ждут... 

Я совершенно забыл, что в восемь часов в портовом клубе начинался вечер 
самодеятельности, в котором принимали участие английские и наши матросы. 

- Да, товарищи! - спохватился я. - Завтра утром закончим. А сейчас на вечер! 
Быстро! 

Вслед за Фисановичем в кубрик ворвалась группа английских матросов. Они тоже 
пришли за нашими подводниками. Увидев офицеров, матросы снимали свои бескозырки 
и, сжимая их в левой руке, вытягивались по стойке "смирно". 

Вскоре в кубрике остались только мы с Фисановичем. А с пирса уже неслась 
знакомая мелодия "Широка страна моя родная..." Эту песню должен был исполнить 
на вечере объединенный хор - наших и английских матросов. 

- Пойдем в клуб, - предложил Фисанович. 

- Дэвис сказал, что этого нельзя делать. На матросские вечера у них офицеры не 
ходят. 

- Их офицеры и в кубрики не ходят. Ты ведь не следуешь этому правилу? 
Невинность все равно нарушена. 

- Да. но там могут обойтись и без... Впрочем, пойдем! Посмотрим, как наши 
матросы будут исполнять английские народные танцы, а английские - наши. 

Но в коридоре нас встретил Трипольский, поинтересовался, куда мы спешим, а 
затем сказал: 

- Соберите командиров лодок и приходите ко мне в каюту. Обсудим план на завтра. 
Нечего устанавливать свои порядки. Раз у англичан офицерам не полагается 
посещать матросские вечера, значит, незачем идти в клуб. Ведь мы у них в гостях,
 а не наоборот. 

На следующее утро, несмотря на то что вечер самодеятельности закончился поздно, 
задолго до официальной побудки в кубрике все уже были на ногах. Матросы брились,
 чистили и гладили обмундирование, готовились к подъему Военно-Морского флага. 
В этот день в строй Советского Военно-морского Флота вступали пять кораблей: 
линкор и четыре подводные лодки. Все они представляли далеко не последнее слово 
техники, но мы понимали, что в руках умелых советских моряков каждый из этих 
кораблей может быть грозной силой в борьбе с врагом. 

К моему приходу все уже были готовы следовать на рейд - к месту торжественной 
церемонии подъема флага. Матросы слонялись по кубрику, боясь присесть, чтобы не 
помять тщательно отутюженные брюки.