числе и артиллерийскому полку, отступать в район Грос-Мукрова, известив, 
впрочем, о своем решении соседние германские части, которые никак не могли 
понять, что происходит{406}. 

Такое неподчинение приказам перед лицом противника потрясло генерала Буссе и 
полковника Хольца, тем более что Буняченко под различными предлогами 
отказывался лично явиться в штаб-квартиру и объяснить свое поведение. До этого 
Буссе еще подумывал о том, чтобы перевести русских на фронт южнее Фюрстенберга 
и взамен получить немецкую дивизию для укрепления армейского корпуса С1, но 
сейчас он счел за благо избавиться от этой своенравной дивизии еще до начала 
советского наступления. В тот же вечер Хольц представил соответствующий запрос 
подполковнику де Мезье-ру из оперативного отдела, а начальнику генштаба ОКХ 
сообщили по телефону из штаба группы армий, что "в связи с некомпетентностью 
дивизии во время сегодняшней атаки и поступившими сведениями о 
недисциплинированности дивизии, предлагается разоружить ее и перевести в другой 
район". После этого вечером 13 апреля ОКХ отдало приказ об отходе дивизии на юг,
 в район Котбуса{407}. 

Атака 1-й дивизии РОА на плацдарм "Эрленгоф" была одним из последних 
наступлений немецкой армии на всем Восточном фронте. Тут следует подчеркнуть 
два важных момента. Во-первых, эта атака готовилась совместно немцами и 
русскими и была осуществлена русскими при обеспечении максимально возможной 
поддержки немецкой стороны - в тот поздний час войны это был пример 
практической реализации немецко-русского братства по оружию. Во-вторых, даже в 
последние дни войны солдаты РОА под русским командованием вступали в 
вооруженную борьбу против советской системы и воевали мужественно и смело. Это 
признает даже советский автор Тишков, который пишет: 

власовские части... дрались с упорством, которое придает человеку отчаяние. 
Таким образом, в потерях, понесенных Советской Армией в берлинской операции, 
есть доля вины и Власова{408}. 

Действительно, советские части, оборонявшие плацдарм, понесли большие потери, 
но и потери власовцев убитыми и ранеными все источники называют 
"значительными"{409}". Подполковник фон Нотц, проникший на плацдарм с юга, 
сообщает, что видел "множество трупов с обеих сторон". 

Когда 1-я дивизия РОА в марте 1945 года прибыла на Одерский фронт, Буняченко 
был вынужден снять с постов начальника отдела пропаганды штаба дивизии капитана 
Нарейкиса и его заместителя старшего лейтенанта Апрельского и назначить 
начальником майора Боженко{410}. Основанием для этого решения послужило то, что 
оба офицера высказывались против участия в боях на Одере. Но по этому эпизоду 
нельзя судить о настроениях, царивших в дивизии, и о боеготовности этого 
первого крупного формирования РОА. Подполковник Артемьев позже писал: 

На протяжении трех недель, когда дивизия находилась в 12 километрах от 
передовой линии фронта, в ходе боя и особенно в период напряженных отношений с 
немцами, когда с их стороны можно было ожидать самых жестоких и крайних 
контрмер, ни один солдат русской дивизии не перешел на советскую сторону, хотя 
для этого имелись все возможности. В тот период каждый скорее погиб бы, чем 
перебежал бы к большевикам.*{411} 

Что касается "недисциплинированности", о которой вечером 13 апреля доносили из 
группы армий начальнику генштаба ОКХ, то под этим определением подразумевалось 
нежелание Буняченко, ссылавшегося на статус союзника, следовать приказам, 
которые могли бы привести к распаду его войск. А обвинение в "некомпетентности" 
тоже отпадает, если вспомнить о том, что ведь и немецкие войска "после тяжелых, 
кровопролитных боев" не достигли успеха, сумев только лишь помешать расширению 
плацдарма "Эрленгоф". Кроме того, из-за местных особенностей объекта атаки и 
слишком тесной в пространственном отношении исходной позиции у дивизии не было 
возможности развернуться в полную силу. В дневнике боевых действий штаба ОКВ 
под 14 апреля отмечено, что, хотя атаки " примененных на нашей стороне русских 
сил" не дали результата, они показали "готовность этих сил к наступлению"{412}. 


Глава 7. 

Поход в Богемию 

Сразу же после перевода 1-й дивизии из группы армий "Висла" в группу армий 
"Центр" возобновились попытки присоединить это боеспособное крупное соединение 
к обороняющемуся немецкому фронту. 13 апреля 1945 года в 21.30 был отдан приказ 
ОКХ о передислокации, а в 2 часа ночи Буиячеико через посыльного получил приказ 
группы армий "Центр", согласно которому его дивизия передавалась в подчинение 
немецкой 275-й пехотной дивизии (5-й армейский корпус, 4-я танковая армия) и на 
нее возлагалась задача оборудования тыловых промежуточных позиций сразу за 
линией обороны немецкой дивизии. На утреннем совещании командиров 14 апреля 
Буняченко в присутствии вызванного сюда начальника немецкой группы связи 
Швеннингера назвал это распоряжение позором и оскорблением{413}. Он заявил, что 
будет придерживаться полученного ранее приказа ОКХ и что в любом случае дивизия