с командованием армии, что полностью опровергает более поздние утверждения о 
"крупном разговоре" и постоянном недоверии русских по отношению к немцам. 
Буняченко и его начальник штаба подполковник Николаев нашли у генерала Буссе и 
начальника штаба полковника Хольца "полное понимание особенностей этого случая",
 и им даже "чисто формально" оказывалось полное уважение как союзникам{389}. 
Как свидетельствует майор Швеннингер, в результате такой позиции дивизионное 
командование с интересом относилось к пожеланиям и распоряжениям немцев и 
стремилось "со своей стороны тоже создавать предпосылки для продолжения столь 
плодотворного сотрудничества". Переводчик, предоставленный немецкой группой 
связи, отмечает в разговорах немецкого командующего армией и русского командира 
дивизии "совпадение мнений по вопросам тактики, доходящее порой до смешного... 
Бывало, пока он бился над переводом той или иной фразы, и немецкий, и русский 
генералы повторяли ему ход мыслей своего собеседника". 

Хотя плацдарм "Эрленгоф" - около четырех километров шириной и максимум два 
километра глубиной - представлял собой чрезвычайно благоприятный объект для 
атаки, задача перед 1-й дивизией РОА была поставлена трудная. Гарнизон 
советского 119-го укрепленного района состоял из "молодых, хорошо обученных 
солдат", и за два месяца они превратили плацдарм в неприступную с виду систему 
укреплений, защищенную гигантскими минными полями и проволочными 
заграждениями{390}. Кроме того, красноармейцы могли рассчитывать на поддержку 
"огромного числа артиллерийских орудий" с возвышенного восточного берега Одера. 
Ввиду "явного превосходства противника, особенно в тяжелых орудиях", всякая 
попытка проникнуть на плацдарм должна была неизбежно вызвать "ожесточенное 
сопротивление врага". 1233-му фанен-юнкерскому полку под командованием 
подполковника фон Нотца, составленному из выпускников знаменитой офицерской 
школы в Потсдаме, удалось лишь окружить плацдарм, но не захватить его. Поэтому 
Буняченко считал, что успех операции будет зависеть от артиллерийской и 
воздушной поддержки. Он потребовал, в частности, "ураганной артподготовки" с 
применением 28 тысяч снарядов (экстраординарное требование в условиях 
недостатка вооружения на этом этапе войны!){391}. Он также поставил условие, 
что никакие немецкие войска не принимают участия в атаке, успех - если он будет 
достигнут - должен безраздельно принадлежать РОА. К немалому удивлению 
некоторых немецких командиров, эти требования были приняты безоговорочно. 
Генерал Буссе и командование 9-й армии обещали русским "всю ту помощь, какую 
только может предоставить армия", "артиллерийская поддержка" была не только 
обещана, но и предоставлена, гарантирована была также воздушная поддержка. По 
воспоминаниям майора Швеннингера, обеспечение атаки "консультациями и 
артиллерийской поддержкой" было проведено немецким командованием "хорошо" или, 
как говорится в другом месте, "образцово"{392}. Подготовка и проведение атаки 
русской дивизии на советский плацдарм "Эрленгоф" свидетельствуют, что, вопреки 
утверждениям командиров полков Архипова и Артемьева{393}, немецкая сторона 
сделала все возможное для обеспечения успеха РОА. 

На командном пункте передового батальона Буняченко подробно обсудил с 
командиром немецкого фанен-юнкерского полка тактические детали операции с 
учетом местных особенностей. Подполковник фон Нотц, приветливо встретивший 
офицеров дивизионного штаба и командиров РОА и угостивший их " обильным 
завтраком", остался не самого высокого мнения о методах руководства у русских. 
Но Буняченко, заявивший ему, что террор и лживость режима на родине сделали его 
убежденным противником сталинизма, произвел на него впечатление энергичного и 
способного военачальника{394}{395}. 

На основании опыта предшествовавших месяцев перед каждым фронтальным 
наступлением с запада войска сосредотачивались за пределами плоской и частично 
заболоченной поймы. На этот раз, напротив, сосредоточение планировалось на 
ближних подступах к противнику. План сражения был таков: двумя глубоко 
эшелонированными группами, усиленными саперными отрядами, с севера 
поддерживаемыми танками разведотряда, прорваться одновременно с севера и юга и 
смять плацдарм, в случае необходимости используя подкрепление. 1233-й 
фанен-юнкерский полк (391-я дивизия охраны), не участвовавший в атаке 
непосредственно, получил задание поддержать наступление власовцев, имитируя 
подготовку к атаке с целью отвлечения противника, а в случае успеха - сменить 
русские полки в районе отвоеванного плацдарма. Кроме русского артиллерийского 
полка под командованием подполковника Жуковского, в операции "Апрельский ветер" 
- таково было ее кодовое наименование - должны были принять участие и другие 
артиллерийские силы: мортирная батарея, батарея дальнобойных орудий, 3-й 
дивизион 32-го артиллерийского полка СС и два тяжелых зенитных дивизиона. Таким 
образом, на небольшой площади планировалось сосредоточить мощный артогонь. 

Операция была назначена на пятницу 13 апреля, на 5.15 утра. 12 апреля начальник 
штаба 9-й армии полковник Хольц сообщил план атаки в группу армий и оперативный 
отдел{396}. Вечером 12 апреля русские войска заняли исходные позиции; 
артиллерия, расположившаяся на взгорьях западнее Одера, начала осторожную 
пристрелку. Паролем в ту ночь для русских и немецких солдат были слова "Хайль 
Власов". 

В назначенное время, в 4.45 утра, за полчаса до атаки, русская и немецкая 
артиллерия открыла сильный огонь по противнику. На советские позиции на 
плацдарме и переправы обрушился " настоящий град снарядов". Эта артподготовка,