Из этой поездки Кузнецов вернулся быстро, необычно озабоченным. Убийство Геля и 
Винтера, ранение Даргеля привели к тому, что оккупанты предприняли ряд мер для 
укрепления своей контрразведки в Ровно. Об одной из них Кузнецов и поспешил 
поставить в известность командование.

Как сообщил Николай Иванович, на пост начальника отдела гестапо по борьбе с 
партизанами был назначен крупный «специалист» своего дела – гауптштурмфюрер СС 
Ханке, прибывший в Ровно прямо из Житомира, где находилась полевая ставка 
самого рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Назначение в Ровно гауптштурмфюрера 
Ханке его местные коллеги справедливо расценили как проявление крайнего 
неудовольствия со стороны Гиммлера их деятельностью, а вернее, бездеятельностью.


Первый шаг Ханке («новая метла чисто метет») был решителен и энергичен: он 
переписал все население города! Гауптштурмфюрер установил порядок, по которому 
на дверь каждого дома был прибит листок с фамилиями всех жильцов дома или 
квартиры. Последняя по списку фамилия была подчеркнута жирной линией, 
скрепленной печатью и личной подписью гауптштурмфюрера СС Ханке. Ни одной 
фамилии вписать в листок уже было нельзя – для нее попросту не оставалось места.
 Населению было объявлено, что если в квартире после комендантского часа будет 
обнаружен кто-либо, не перечисленный в списке жильцов, все семьи, проживающие в 
доме, не исключая стариков и детей, будут расстреляны как пособники партизан.

По первому впечатлению этой крутой мерой Ханке достиг своей цели: действительно,
 положение городских разведчиков сразу стало критическим. Почти во всех 
квартирах, которыми они пользовались, жили женщины, старики, дети. Рассчитывать 
на удачу не приходилось: облавы и обыски устраивались теперь каждодневно, 
причем преимущественно в ночное время.

Нужно было немедленно найти какое-то противоядие изобретательности 
гауптштурмфюрера. И оно было найдено – неожиданное и до смешного простое. 
Оказалось, что система, введенная Ханке, способна обернуться сама против себя. 
Командование приказало ровенским подпольщикам сорвать с любого дома, где жили 
люди, связанные с немцами (чтобы не поставить под удар невинных), листок со 
списком жильцов и доставить в отряд – для образца. Когда приказ был выполнен, в 
штабе засели за пишущие машинки. На листке чистой бумаги печатали только одну 
фразу: «В этом доме проживают». Далее оставалось пустое место, под которым 
ставилась специально изготовленная печать отдела гестапо по борьбе с 
партизанами и штемпель «гауптштурмфюрер СС». Готовые листки несли в штаб, и там 
на них проставлялась размашистая подпись «Ханке», абсолютно идентичная 
оригиналу.

За два дня было изготовлено несколько тысяч таких листков, решительно ничем не 
отличавшихся от подлинных. Их прилепляли к домам и заборам, раскидывали по 
улицам, целыми пачками оставляли на прилавках базара. Несколько штук почтой 
послали в адрес гестапо… Идея гауптгатурмфюрера Ханке была безнадежно 
скомпрометирована. О каком контроле теперь могла идти речь, когда каждый 
домовладелец мог вписать в листок, какие валялись повсюду, кого угодно! 
Гитлеровцам не оставалось ничего иного, как немедленно отменить новый порядок 
регистрации населения. Карьере гауптштурмфюрера Ханке пришел конец. Эсэсовца 
постигла печальная участь его предшественников: он был снят с должности и 
отправлен на Восточный фронт. Разведчики отряда могли спокойно пользоваться 
своими квартирами.




ГЛАВА 13


Все чаще и чаще в последнее время Кузнецов думал об этом человеке. Фон Ортель. 
Штурмбаннфюрер СС. Впрочем, иногда он появляется в городе и в обычной пехотной 
форме с витыми майорскими погонами. Еще тогда, на вечеринке у Лидии Лисовской, 
когда они встретились впервые, в груди у Николая Ивановича словно включил 
кто-то сигнал опасности. Лишь они двое в тот вечер оставались трезвыми, хотя 
(Кузнецов это знал точно) фон Ортель и напивался порой целеустремленно и 
настойчиво до полного беспамятства, словно стремился укрыться в пьяном забытье 
от чего-то.

Но такое случалось с фон Ортелем редко, по лишь ему одному ведомым поводам, а 
так обычно он едва прикасался к рюмке.

Что делает в Ровно этот внешне всегда невозмутимый, с манерами хорошо 
воспитанного человека эсэсовский офицер? У него незаурядный ум – это Кузнецов 
понял уже после первых десяти минут, в общем-то, довольно тривиального 
разговора. Он не сомневался, что фон Ортель разведчик, и не из мелких. И 
опирался в этом выводе отнюдь не на одну только интуицию. Честолюбив, умен, 
наблюдателен, смел (на мундире фон Ортеля красовались ленточки довольно высоких 
наград) – такому, конечно, вряд ли по душе сугубо тыловая карьера, но и 
передовая для таких тоже не самое привлекательное место на земле. Каратель?