ему еще раз повторить акт возмездия. Ему и так уже слишком везло, что дважды 
удавалось беспрепятственно уйти от догони. Всегда так не будет. Но Кузнецов 
продолжал настаивать на своем и настоял…

20 октября обер-лейтенант Зиберт совершил третье покушение на заместителя Коха. 
Оно было точной копией первого. Кузнецов психологически верно рассчитал, что 
гитлеровцы никак не будут ждать нового нападения на том же месте и не 
предпримут здесь дополнительных мер охраны. Так оно и оказалось.

Автомобиль в том же гараже гебитскомиссариата был взят другой – зеленый «адлер»,
 вместо знака РКУ на нем был установлен отличительный знак и номер вермахта. 
Кроме марки и цвета машины, Кузнецов сменил и оружие: вместо пистолета он для 
надежности применил тяжелую противотанковую гранату, к которой к тому же мастер 
на все руки испанец Ривас для усиления действия изготовил дополнительный 
стальной чехол.

И снова – технически операция прошла блистательно. Снова Кузнецов и Струтинский 
ушли от преследователей. И снова невероятно досадная случайность! Граната в 
двух шагах от ног Даргеля ударилась в бровку тротуара и отскочила так, что 
взрыв пошел в сторону, в стену дома! Ручкой гранаты был наповал убит какой-то 
подполковник, стоявший на противоположной стороне улицы. А Даргель снова 
остался жив, однако на сей раз он был тяжело ранен и контужен.

– Обер-лейтенант! Это все тот же обер-лейтенант, – сумел выговорить генерал в 
госпитале, прежде чем потерял сознание.

В тяжелом состоянии правительственный президент был специальным самолетом 
отправлен в Берлин.

Лишь отъехав на сравнительно безопасное расстояние от места покушения, Кузнецов 
ощутил боль в левом плече: он был ранен осколком собственной гранаты. Решив, 
что рана пустяковая, царапина, так как крови было немного да и боль 
чувствовалась лишь при движениях рукой, Николай Иванович ограничился тем, что 
подложил под рукав сложенный вчетверо носовой платок, чтобы не протекала кровь. 
Но врач Альберт Цессарский, когда Кузнецов в тот же день вернулся в отряд, 
расценил ранение иначе.

Как показал осмотр, острый осколок засел в глубине мышц возле самой плечевой 
артерии. Крохотный кусочек стали мог перерезать артерию при малейшем 
неосторожном движении, а тогда Кузнецов неминуемо бы погиб от кровотечения, 
которое остановить в лагерных условиях было невозможно. Осколок следовало 
немедленно и осторожно удалить.

Врач стал готовиться к операции. Когда он вынул шприц и бутылку с новокаином 
для обезболивания, Кузнецов спросил:

– Вы что, хотите заморозить?

– Конечно. Нужно сделать разрез, и я хочу обезболить рану.

Николай Иванович несколько раз отрицательно покачал головой. Цессарский 
удивился, сказал, что новокаина у него достаточно, экономить, как это было 
когда-то, нет надобности.

Но Кузнецов упорно настаивал:

– Режьте так.

Цессарский предупредил, что будет очень больно. Но Николай Иванович оставался 
непреклонным. Потом, видя недоумение врача, объяснил:

– Я должен себя проверить. Если мне придется когда-нибудь испытать такую боль, 
вытерплю я или нет. Оперируйте!

Время было дорого. Поняв, что переубедить Кузнецова не удастся, Цессарский 
удалил осколок без обезболивания.

Несмотря на ранение, Николай Иванович был рад, что снова оказался в отряде. 
Только теперь он мог получить определенную разрядку от огромного нервного 
напряжения последних недель. Сброшен ненавистный фашистский мундир, его 
заменила обычная одежда – и офицер вермахта Пауль Вильгельм Зиберт превратился 
если и не в Кузнецова, то все же в советского человека, партизана славного 
отряда «Победители» Николая Васильевича Грачева.

Вечер у весело потрескивающего костра, традиционный «банк», знакомые лица 
боевых друзей вокруг, любимые песни, последние отрядные новости. Словом, родной 
партизанский дом!

Утром – слова Ровно…