Вошли в кабинет И. В. Сталина. Он озабоченно ходил по кабинету с своей 
неизменной трубкой.
    После некоторого молчания, обращаясь к присутству-. ющим, сказал: 
«Положение на фронте всем известно. Будем ли защищать Москву?»
    Наступило тягостное молчание. Через несколько секунд он повторил свой 
вопрос. И снова молчание. Не дождавшись ответа, он обратился с этим вопросом к 
рядом сидящему Молотову. Тот ответил: «Да, надо защищать Москву». Затем с таким 
же вопросом он обратился к каждому из присутствовавших. Все ответили 
утвердительно, в том числе и тот, кто только что уговаривал членов ГКО 
отказаться защищать Москву.
    Получив от всех утвердительный ответ, Сталин предложил мне (видимо, как 
самому молодому из присутствовавших) записать продиктованное им постановление 
«О введении осадного положения в Москве и прилегающих к ней районах». Этим 
постановлением устанавливался двойной эшелон обороны Москвы. На дальних 
подступах защита столицы возлагалась на войска Западного
    
фронта, которым командовал Г. К. Жуков. На ближайших подступах оборона столицы 
возлагалась на генерала П.А. Артемьева. В нее входили все части войск 
противовоздушной обороны, военные академии и училища, вновь созданные из 
добровольцев рабочие батальоны и полки и батальоны МПВО.
   Позднее мы узнали, что Сталин предварительно советовался о защите Москвы с 
командующим Западного фронта Г.К. Жуковым — решающее слово о защите Москвы 
сказал Георгий Константинович Жуков.
   После принятия этого постановления Верховный Главнокомандующий сразу же стал 
соединяться по телефону с командующими военных округов восточных районов и 
отдал приказ о направлении на защиту Москвы дополнительных дивизий. Он называл 
некоторые дивизии по памяти, иногда заглядывал в небольшую записную книжку». 
Именно в этот момент октября 1941 года в битве под Москвой Сталин доверил 
Голикову командовать 10-й армией, а Власову — 20-й...
   Но вот еще не менее «случайное совпадение». Когда наши войска, скажем так, 
захватили Власова (подробнее об этом ниже. — В.Ф.), когда «советские органы» 
занялись власовцами, оказавшимися в их руках в качестве репатриированных, 
именно в это время Голиков — «зам. наркома обороны СССР по кадрам, с мая 1943 
года начальник главного управления кадров, а с октября 1944 года одновременно 
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СНК СССР ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ГРАЖДАН СССР». (Выделено мною. — В.
Ф.) Иными словами, с самого начала прошлым, настоящим и будущим власовцев 
занимался исключительно Голиков — бывший начальник и куратор Власова. С этой 
должности он ушел только в 1950 году, когда Власова и его ближайших соратников 
уже «повесили», а мелкая сошка с клеймом «власовец», «предатель»,
   
«изменник» вкалывала на лесоповале и в шахтах. О Власове и власовцах забыли 
даже вспоминать, будто это был черный день.
    Последняя должность Ф.И. Голикова была — начальник Главного Политического 
управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, а звание — Маршал 
Советского Союза. Не потому ли вознесся он на самый «потолок» власти, что был 
очень хорошим начальником и куратором Власова? Не за блестяще ли осуществленную 
операцию с Власовым стал он Маршалом Советского Союза? В должности нач. 
ГлавПура Голиков делал все, чтобы о Власове забыли или говорили только как о 
предателе Родины № 1. Даже невооруженным глазом было видно, что ситуация с 
Власовым с подачи начальника ГлавПура Голикова упрощалась до примитива, до 
уголовщины, мол, животный страх — вот причина сдачи Власова немцам. Почему? 
Почему не сказать честно, кто на самом деле был Власов и какое задание Родины 
он выполнял в Берлине?
    На посту начальника ГлавПура Филиппа Голикова сменил А.А. Епишев. У Алексея 
Алексеевича тоже биография: в первые недели войны создавал на Харьковщине 
«подполье и партизанское движение», а известно, что никакого партизанского 
движения не существовало, а была работа чекистов в тылу врага, себе в помощники 
они мо-билизовывали людей из местного населения — это и были партизанские 
отряды. На самотеке сколачиваются только грабительские шайки. С 1951 по 1953 
год А. Епишев — заместитель министра государственной безопасности СССР. Потом 
побывал послом в Румынии и Югославии, а в мае 1962 года он — нач. ГлавПура. 
Однажды ветераны 2-й Ударной армии, как ее называют — власов-ской, обратились к 
Епишеву с письмом, в котором они аргументированно доказывали, что член Военного 
совета их 2-й Ударной армии М.И.. Зуев, руководивший одной из групп, которые 
выходили из окружения, чтобы не по-
    
пасть в плен, застрелился. Ветераны возбудили даже ходатайство о присвоении М.И.
 Зуеву звания Героя Советского Союза посмертно. Когда об этом доложили Епишеву 
— нач. ГлавПура, Герою Советского Союза, с ним случилась истерика. «Ни в коем 
случае! — топал ногами Епишев. — Зуев проявил политическую близорукость. Не 
разглядел в лице Власова махрового врага народа». Конечно, Зуев был больше 
виноват, чем, допустим, Жуков, который 28 января 1942 года дал такую 
характеристику Власову после Битвы под Москвой: «Руководил операциями 20-й 
армии: контрударом на город Солнечногорск, наступлением войск армии на 
Волоколамском направлении и прорывом оборонительного рубежа на р. Лама.
    Все задачи, поставленные войскам армии, тов. Власовым выполняются 
добросовестно... С управлением войсками армии справляется вполне. Должности 
командующего армии вполне соответствует». Конечно, Зуев был больше виноват, чем,
 допустим, Президиум Верховного Совета СССР, который своим Указом от 22 февраля 
1942 года наградил Власова орденом Ленина, а до этого — в январе — присвоено