было ему звание «генерал-лейтенант». 13 января 1942 года «Красная звезда» 
отдала целую полосу под фотографии девяти наиболее отличившихся военачальников 
в битве под Москвой. Рядом с фотографией Жукова стояла фотография Власова.
    Кстати, в последнее время мне пришлось прочитать кучу книг про Власова, о 
Власове, изданных за рубежом и у нас. Могу заверить, о нашем национальном герое 
— полководце сродни Суворову и Кутузову не написано и тысячной доли того, что 
написано о Власове. Дай бог памяти, кажется, есть одна книга из серии «Жизнь 
замечательных людей» — и все. Про Власова написаны буквально сотни книг. Почему 
так? Об этом мы будем ниже говорить подробно.
    С 1961 по 1966 год Филипп Голиков еще и член Центральной ревизионной 
комиссии при ЦК КПСС — опять
    
на страже всяческих великих тайн, связанных с высокими государственными 
персонами. Кончил Маршал Советского Союза Голиков так:- 
«демократы-шестидесятники», хрущевские выкормыши в годы так называемой 
«оттепели» начали атаку на него как на бывшего начальника ГРУ, требуя 
«рассказать», «раскрыть», «ликвидировать «белые пятна» истории»... и т.п. Они, 
по наводке «забугор-ных друзей», чуяли, где лежит самое потаенное и самое 
главное. Однако речь при этом не шла о Власове, а если что-то и предполагалось, 
то только в плане найти новую чернуху, новую пакость, растоптать и уничтожить, 
забыть, что был такой генерал Власов — самый невероятный миф всей Второй 
мировой войны, а может быть, и всего XX века. Что сделал бывший нач. ГРУ, 
который знал подноготную не только операции ГРУ с Власовым? Он прикинулся 
невменяемым, упрятался в очень комфортабельную психушку — и концы в воду.
II
    Войну Власов начал в числе самых первых, она застала его в Киевском особом 
военном округе, помните популярную во время войны песенку и слова ее: «22 июня 
ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началася война». А как это 
было в Москве? «21 июня 1941 года в десятом часу вечера нас с секретарем 
Московского комитета партии А. С. Щербаковым вызвали в Кремль, — вспоминает 
бывший председатель Московского Совета депутатов трудящихся В.П. Пронин. — В 
приемной мы встретили группу военных работников. Вошли в кабинет: у всех 
суровые, озабоченные лица. Едва мы присели, как, обращаясь к нам, И.В. Сталин 
сказал:
«По данным разведки и перебежчиков, немецкие войска намереваются сегодня ночью 
напасть на наши границы. Видимо, начинается война. Все ли у вас готово в город-

ской противовоздушной обороне? Доложите!» Волкогоны и сегодня с пеной у рта 
доказывают, будто Сталин после 22 июня впал «в прострацию» и не показывался на 
людях две-недели, так, мол, он был перепуган и подавлен происшедшим. 21 июня 
Сталин потребовал доклада о готовности ПВО отразить налет немецкой авиации 22 
июня 1941 года на Москву...
   «Сообщение о предполагаемом нападении немецких войск для нас не было 
неожиданностью, — продолжает Пронин. — Мы не раз слышали в ЦК партии о 
концентрации немецких войск у нашей границы». Вообще, чтобы понять Власова, 
надо в чем-то самом главном понять Сталина: Власов, даже находясь, как говорили 
тогда, в логове врага, в Берлине, пошил себе китель а-ля Сталин и 
демонстративно носил только его. Как и Сталин, Власов никогда не надевал с 
началом войны гражданского костюма с галстуком... Кем был Сталин для Власова? В 
первую очередь однокашником-семинаристом, в этом смысле у них совершенно 
одинаковая судьба, одинаковое начало, одинаковые истоки веры и духа. Кроме 
всего прочего, Сталин для Власова, по всей видимости, еще и был предметом для 
подражания. Имелось и еще нечто существенное — это четкое осознание опасности 
для Отечества со стороны Запада, особенно с приходом к власти Гитлера. 1933 год 
— именно в этот год Власов стал разведчиком, человеком ГРУ. Как видел Сталин ту 
же ситуацию с Германией? Обратимся снова к воспоминаниям Пронина: «Перед 
вечером 26 августа 1939 года мне сообщили из правительства, что я должен 
присутствовать на ужине в честь подписания договора с Германией о ненападении.
   Ужин состоялся в небольшой столовой екатерининских покоев. На ужин был 
приглашен и тогдашний секретарь Президиума Верховного Совета СССР А.Ф. Горкин.
   
Ужин был подчеркнуто малочисленным и скромно сервирован.
   Войдя в столовую, Риббентроп картинно вскинул руку в фашистском приветствии. 
Его манеры и сам он представлялся нам нагловатым типом мелкого торговца.
   Через одну-две минуты из других дверей в столовую вошли Сталин, Молотов и 
Ворошилов. Молотов пригласил всех к столу. После нескольких минут 
незначительного разговора поднялся Риббентроп, намереваясь провозгласить тост, 
как мы поняли, за здоровье Гитлера. Но тут же поднялся Сталин и произнес тост 
за здоровье советского президента М.И. Калинина. Через некоторое время Молотов 
произнес тост за заключенный договор с акцентом на твердое соблюдение его 
обеими сторонами. Риббентропу ничего не оставалось, как только подтвердить свое 
согласие о твердом соблюдении договора.
   Когда после короткого ужина перешли в гостиную пить кофе, мы с Горкиным 
расположились в сторонке за отдельным'столиком. Разговорившись с ним, я услышал,
 что меня зовет Сталин. Я подошел к нему. Приглашая садиться, он указал мне на 
стул, стоявший между ним и Риббентропом. Видимо, ему не хотелось сидеть рядом с 
министром фашистской Германии.
   Риббентроп громко разглагольствовал о том, как была оккупирована часть 
Чехословакии, а Сталин демонстративно беседовал с председателем Моссовета, то 
есть со мной об укреплении ПРОТИВОВОЗДУШНОЙ ОБОРОНЫ МОСКВЫ. (Выделено мною. — В.