ушел из-под огня. Решив нанести удар сразу четверкой, чтобы сковать маневр 
врага, передаю по радио: 

- Женя, атакуем одновременно. Бей левого, я - правого! 

У Карпова ведомым Мокин - он справа. Мудрецов же после моей команды сразу 
переходит в левый пеленг. 

Исходное положение для атаки принято. Теперь - только вперед, к победе! И в 
этот момент сзади - сильнейший удар по фюзеляжу моего самолета! Такое ощущение, 
будто ручку управления кто-то нечаянно рванул, да так мощно, что "лавочкин" 
подбросило вверх и на крыло. 

Мгновенным движением руля вывел машину из крена, положил ее капот на горизонт. 
Все, кажется, обошлось, но одновременный удар по "фоккерам" сорвался. и пара 
Карпова не смогла результативно атаковать. Маневр не состоялся - противник 
незамедлительно этим воспользовался. 

Я управляю своим истребителем весьма осторожно. Проводим еще две атаки, но 
достичь успеха так и не удается. Ведомые "фоккеры" резкими отворотами переходят 
с одного фланга на другой, ведущий тоже начеку. Бой затягивается. Мы 
неосмотрительно углубились уже на вражескую территорию. Надо спешить в свою 
зону: там, быть может, присутствие "лавочкиных" больше необходимо, чем сбитый 
самолет. К нашей общей радости, над передовой небо чистое. 

Наконец время патрулирования истекает. Нам разрешено возвращаться домой. 

- Валентин, - прошу ведомого, - посмотри, нет ли на хвосте моего самолета 
отметины зенитного снаряда? 

Мудрецов проходит ниже меня, потом отстает - осматривает правый борт 
"лавочкина", повторяет все сначала. 

- Командир, ничего обнаружить не удалось... - говорит озабоченно ведущий. 

После посадки все-таки нашли то, что не так-то просто было увидеть в полете. 
Бронебойный снаряд прошил фюзеляж, "нашел" там трубчатую тягу руля высоты и 
перебил ее (по диаметру более чем наполовину). 

С плоскости самолета я наклоняюсь в кабину, беру ручку управления и командую 
механику: 

- Козлов, придержи руль высоты так, чтобы он был неподвижным. Только держи 
крепко, что есть силы! 

Небольшим нажимом отклоняю ручку от себя - в направлении приборной доски и 
раздается металлический хруст... Перемычка в тяге, оставшаяся в месте попадания 
снаряда, лопается. Движения ручкой становятся свободными, пустыми. Руль высоты, 
который держал механик, на них не реагирует. 

Козлов понял: тяга оборвалась неслучайно. Лицо его стало бледным, он оторопело 
спрашивает о том, что сам знает не хуже меня: 

- Командир, а если бы в полете? 

- Вот так, Петя, мы и не возвращаемся с боевых заданий. Война полна нелепых 
случайностей, - просто, по-житейски успокаиваю я подчиненного. 

Он, кажется, все еще находится под впечатлением увиденного, а может быть, 
вспоминает одна из пережитых эпизодов боевой жизни подразделения. 

- Это мы сейчас... Раз, два - и устраним, - придя в себя, заторопился мой 
сержант и побежал к техникам за тягой руля высоты. 

...Боевые вылеты полка переносятся все дальше от аэродрома - уже под Дебрецен. 
Надо снова сниматься с места, но тут происходит небольшая заминка у наземных 
частей. И мы еще двое суток продолжаем работать с прежнего аэродрома. Летать 
приходится далековато. За это время немцы сосредоточили большое количество 
танков под Дьома, прорвали оборону румын на нашем участке и пошли в наступление.
 

Для нас это было полной неожиданностью - ведь уже появилась привычка наступать 
и побеждать. Разбуженные грохотом и содроганием земли, движением вблизи 
аэродрома танков и другой техники, мы решили было, что это наступают наши. А 
когда прислушались, откуда идет весь неимоверный шум, то поняли: произошло 
что-то неладное. 

Из штаба дивизии поступило срочное распоряжение: все самолеты поднять в воздух. 
И с ранней зари до позднего вечера мы участвуем в ликвидации неожиданного 
прорыва немецких войск. Действия нашего полка после взлета корректировал