одновременно. "Иары" оказались па одной высоте с "лапотниками" и сразу 
атаковали флагманскую девятку. "Шмитты" кинулись было на них, но мы преградили 
путь фашистам. 

Атаку первой четверки "сто девятых" отбиваю я своими парами. Фашисты лезут 
вверх, но там их встречает Тернюк. 

Вторая четверка Ме-109 упорно наскакивает на румын. 

- Первый - мой! Бей второго, - командую ведомому. 

От очереди огня Мудрецова противник уходит в сторону. Я успеваю сблизиться с 
ведущим "сто девятых". Удар - и участь его решена! 

Из атаки правым боевым разворотом мы устремляемся вверх - там тоже 
"мессершмитты". Уклонившись от огня Тернюка, они пытаются прорваться к "иарам", 
видимо считая их более легкой добычей, а может быть, немцы особенно злы на них. 
Думаю, что и то, и другое. 

Во время разворота на ведомого я оказываюсь позади Мудрецова, а он - в хвосте у 
"сто девятых". 

- Мудрецов! Бей ведомого! Прикрываю. 

Очередь моего напарника - и еще один фашист идет к земле. 

Румыны, видя, что мы не пропускаем к ним "шмиттов", смелее атакуют 
"лапотников": горящий бомбардировщик противника падает. Молодцы союзники! 

"Сто девятые", оставшись вшестером, значительно снизили активность. Сразу 
видно: растерялись, засуетились, не зная, что предпринять. Тернюк 
незамедлительно использует панику в группе врага и, прорвавшись ко второй 
девятке "юнкерсов", сбивает одного. 

Запаниковали и бомбардировщики: круто развернувшись, почти на пикировании, они 
уходят на запад. "Мессы" незамедлительно ретируются следом за подопечными. 

Когда мы вернулись из боя, румыны были уже дома и встретили нас на стоянке 
"лавочкиных". Радостные, возбужденные удачным боем, они крепко жмут нам руки, 
бесконечно повторяя полюбившееся им слово: "Молодец, молодец!.." 

Командир союзников говорит нам с нескрываемой признательностью: 

- У вас, русских, слова не расходятся с делом. Хорошо! Молодцы! Спасибо, 
друзья! 

- А как же иначе? - удивляется Мудрецов. - Сказано - сделано! 

- Он прав. Это мой ведомый, - не без гордости указывая на него, обращаюсь я к 
румынам. - Валентин только что сбил "мессершмитта". Вы тоже ребята - не промах! 
Мы видели, как ловко вы свалили "юнкерса". Чья работа? 

Удача в бою, оказывается, сопутствовала командиру, и я поздравил его с победой. 


- Будем надеяться, что это только начало вашей расплаты с фашистами. 

Румыны понимают, что у нас мало времени для разговоров. 

- Успеха вам! До встречи на ужине, - вежливо попрощался старший, и они ушли на 
свою стоянку. Мы занялись разбором схватки и подготовкой к следующему вылету... 


К середине дня, когда я проходил мимо аэродромной беседки, невольно обратил 
внимание, как румынские пилоты азартно резались там в карты. Вдруг один из них 
вскакивает и, показывая на часы, говорит по-русски, по всей вероятности для 
того, чтобы я понял, одно только слово: "разведка". Летчик торопится к самолету,
 а я, не выдержав правил "дипломатии", спрашиваю старшего: 

- Слушай, камрад, что это за порядок у вас? Ни предварительной, ни предполетной 
подготовки? Вот и сейчас ваш товарищ ушел в полет без контроля, без единого 
слова напутствия... 

Румын искренне удивлен, его правая бровь ползет вверх: 

- Напутствие? А для чего оно? Задача, условия полета ясны, а как выполнять, 
пусть думает сам. Он - офицер и научен этому в школе. 

Теперь пришел мой черед удивляться: что это - бравада или реальность? Скорее 
всего и то и другое. Ничего не попишешь: свои законы, свой порядок.