Мои мысли прерывает командир румынской авиагруппы: 

- Хотите полетать - пожалуйста!- Предложение его звучит весьма любезно. 

Отказываться уже как-то неудобно: румын может подумать о недоверии. 

...И вот я в воздухе. Машина прекрасная! В управлении послушная, легкая, по 
типу она похожа на нашу малютку УТ-1. Можно покрутиться вволю и отвести душу. 

Закончив, полет, я подруливаю к летчикам и на вопрос "Как машина?", не 
задумываясь, отвечаю: 

- Хороша! Но для забавы, а не против "шмиттов". - Аппетит, известно, приходит 
во время еды. - И на "иаре" можно слетать? - не удержался я. 

Старший румынской авиагруппы не возражает. И, тщательно разобравшись в 
управлении машиной, я взлетаю. Делаю круг над аэродромом. Хочется знать, какая 
же максимальная скорость у этого самолета, поэтому отхожу подальше от города и, 
развернувшись, на прямом участке полета выжимаю из мотора все, на что он 
способен. Скорость растет, доходит до максимальной. Она сравнительно невелика, 
но уже начинают вибрировать плоскости, нос самолета рыскает по горизонту из 
стороны в сторону. Над аэродромом, увеличив скорость за счет снижения, перехожу 
на петлю. За петлей - горка, бочки, затем переворот и снова в горизонтальный 
полет. 

Все ясно: "иар", хотя внешне похож на "лавочкина", но по сравнению с ним 
"тарантас", здорово проигрывает по всем параметрам. Скорость мала, 
маневренность невысокая, в управлении тяжелый, и точная стрельба на 
максимальной скорости затруднена. 

Я откровенно высказал румынам свое мнение об их боевой машине: 

- Мы, русские, привыкли говорить открыто: "Лучше горькая правда, чем сладкая 
ложь". Что я думаю об "иаре"? Он по всем боевым параметрам значительно уступает 
нашему "лавочкину". Вам тяжело на нем драться с "фокке-вульфом" и тем более 
против "мессершмитта". Успех в бою во многом будет зависеть от мастерства 
летчиков и взаимной выручки. "Юнкерсы" бить можно! 

Реакция на мой отзыв была неожиданной и многоголосой. Румыны согласно закивали 
в ответ: 

- Правда - хорошо! Сладкой ложью мы сыты от немцев. Она слишком дорого обошлась 
и нескоро забудется. А достоинства "лавочкина" мы знаем - испытали на себе. 
Справедливо говорите: в бою с "мессершмиттами" нам тяжело. Возможно, вы 
поможете?.. 

Немного помолчав, обдумав каждое слово, я убежденно сказал: 

- Затем мы и пришли в вашу страну. В бою не подведем. - И, обращаясь к старшему,
 доброжелательно предложил: - Не желаете слетать на нашей "лавочке"? 

А у самого в голове мелькнуло: "Эх, и будет же мне от командира за эту 
вольность..." Но как знак взаимного доверия я считал такое приглашение 
необходимым. Опасения оказались напрасными. Румын поблагодарил, но отказался, 
мотивируя тем, что время позднее, а с утра боевой вылет и его ждут какие-то 
важные дела. Как-нибудь в другой раз он непременно полетает на "скамеечке", 
пообещал командир союзников на прощание. 

На этом дружественная встреча закончилась. Обсуждение достоинств и недостатков 
союзных сторон продолжалось и у нас, и, разумеется, у румынских товарищей до 
позднего вечера. 

Вылеты на боевые задания у наших коллег по базированию были не такими частыми, 
как у нас, но задачи они решали аналогичные - прикрытие войск от ударов 
немецкой авиации. 

Боевого взаимодействия с румынами не было. Поэтому ни времени вылета групп, ни 
характера заданий, ни района их действий мы не знали, хотя встречаться в 
воздухе нам иногда все же приходилось. 

...Восьмерка "иаров" вылетела на задание с утра. Минут через пять в воздух 
поднялись и мы, в таком же количественном составе. Когда внизу появился район 
прикрытия, оказалось, что мы с румынами - соседи, "лавочкины" на высоте 
2500-3000 метров, "иары" метров на пятьсот ниже. Наше командование, по всей 
вероятности, координировало действия авиации. Если румынские пилоты, летавшие 
на "мессершмиттах", патрулировали в районе боевых действий наземных войск одни, 
то "иары" всегда находились под прикрытием наряда советских истребителей. 

В том вылете, помнится, появились две девятки немецких Ю-87. Их сопровождала 
восьмерка Ме-109. На перехват противника устремились и мы и румыны почти