На аэродроме Сибиу Петр, довольный тем, что первый этап полета закончился 
благополучно, стараясь скрыть волнение, говорит: 

- Притон дьявола, а не ущелье! Не хотелось бы снова попадать туда. 

- Другого пути для нашего "кукурузника" нет, - убеждаю я. - К вечеру 
турбулентность воздуха утихнет, облачность рассеется, и мы спокойно пройдем это 
место без чертовых плясок. 

Так оно и получилось. Завершив разведку аэродромов, мы без происшествий 
вернулись в Албешти. 

А 22 сентября полк перебазируется на аэродром Сибиу. Перелет осуществлялся 
тремя эшелонами. Первую группу "лавочкиных" я отлидировал без всяких осложнений.
 На старте второй эшелон. В его составе одиннадцать летчиков из моей бывшей 
эскадрильи. Идем четверками: в ведущей я с Мокиным и пара Тернюка. Звено справа 
возглавляет Мудрецов и слева - четверка Карпова. В фюзеляже моего истребителя 
пассажир, разрешенный командиром полка - парашютоукладчица из передовой команды 
Мария Раздорская. Маршрут предельно ясен, по нему только что выполнен наш полет 
на По-2. Но на этот раз мы идем высоко над ущельем. Миновав его, группа должна 
будет развернуться к аэродрому посадки по долине, расположенной под прямым 
углом к ущелью. 

Полет проходит спокойно и не вызывает каких-либо опасений. Приближаемся к 
горному хребту. На его вершинах облачность - незначительная в предгорьях и до 
восьми-девяти баллов над горным массивом. Подымаемся выше и идем по расчету 
времени. Точность полета по маршруту я сверяю по приметам местности, 
периодически наблюдаемой в просветах между облачностью. Важно не прозевать 
момент начала пробивания облаков и выполнить выход из них точно в том месте, 
где ущелье меняет направление и переходит в долину. Даю команду летчикам на 
сокращение интервалов и дистанции - это вызвано малыми размерами ущелья. 

Группа в плотном строю. Время выхода под облака наступило, и мы, круто снижаясь,
 вошли в белую пелену. Слой ее оказался тонким и вскоре остался выше нас. В 
ущелье мы вошли в расчетном месте. Однако я заметил, что замыкающие фланги 
самолеты при снижении, казалось, скользили по склонам гор. 

Когда вышли из ущелья, я вздохнул с облегчением, радостно улыбаясь своему 
пассажиру. Мария смотрела на меня через бронестекло и перегородку, отделявшую 
кабину летчика от фюзеляжа. Повлажневшие глаза ее благодарно блестели... 

И тут вдруг мотор моего Ла-5 начал чихать л кашлять: тяга и скорость полета 
упали. Теряя высоту, машина скользила в ущелье. Передаю по радио Тернюку: 

- Возглавляй группу. Мотор барахлит... 

Видимо, начинается то же самое, что и в полете на разведку под Кишиневом, 
подумал я. Но тогда в кабине я был один, а сейчас у меня пассажир без парашюта. 
Мысли в голове невеселые. Приближаются склоны гор - медленно, но неотвратимо. 
Все четче и яснее выделяются их неприветливые каменистые отроги. Бросаю взгляд 
на Марию: чувствуется, она встревожена, понимает сложность обстановки, но все 
же улыбается. Эх, думаю, милый ты мой пассажир! Если бы ты знала, чем это может 
кончиться... 

Покидать машину нельзя: парашют только у меня. Если придется погибнуть что ж, 
вдвоем, как говорится, веселее. Но я обязан воевать за жизнь до последнего 
вздоха: жертва слепого случая - участь, недостойная боевого летчика. 

И борьба продолжается. Самолет идет со снижением, мотор по-прежнему работает с 
перебоями. Но вот послышались знакомые бодрые нотки в его прерывистой мелодии. 
Чихание - короче, реже... Временами, как бы одумавшись, он переходит на 
максимальные обороты - и сразу же растет скорость. Сектором газа я осторожно 
подбираю безопасный режим. Наконец мотор перешел на постоянную и ровную работу. 
Да такую, что лучшего и желать не надо! 

Километров за двадцать до Сибиу мы догнали группу, и как ни в чем не бывало я 
занимаю место в строю. 

Тернюк, конечно, не выдержал и с усмешкой бросил в эфир: 

- Кирилл, ты что отстал? С Машей целовался? 

- Ошибаешься, друг! Я отбивался от возможного "поцелуя" поэтических горных 
склонов... 

На аэродроме инженеры, как всегда, нашли какую-то заумную причину столь 
странного поведения двигателя и без проволочек навели порядок в моторе. Но в 
связи с этим всякая транспортировка "живой силы" в фюзеляжах истребителей была 
запрещена. Она допускалась теперь лишь в исключительнейших случаях: когда полет 
проходил над равнинной местностью при ясной погоде, когда полностью исключалась