А сражение на земле напоминает Прохоровку: на подступах к Кривому Рогу, на 
северо-западной его окраине, разгорелся танковый бой. Сотни машин стоят одна 
против другой, как дуэлянты, на открытом поле. 

Но у нас в небе свои дела - идет схватка с девяткой "юнкерсов" и восьмеркой 
"сто Девятых". Наших на этот разумного: четыре четверки! Мы бьемся почти над 
танкистами. Разгорается бой не на жизнь, а на смерть. "Юнкерсы" полыхают и 
падают на землю. Я вижу, как одного из них, отколовшегося от группы, добивает 
Павел Брызгалов: при выходе из атаки он не отходит далеко от "юнкерса", а 
пикирует сверху и с малой дистанции дает очередь. У фашистского бомбардировщика 
отваливается правая плоскость, и он, кувыркаясь, падает вниз... 

Брызгалов из эскадрильи Ивана Кожедуба. Ходил он ведомым своего командира, 
потом сам водил в бой пару, возглавлял четверку в сковывающей группе. Паша 
крепыш среднего роста, с полным румяным лицом, гордой осанкой, уверенным 
взглядом - сильный воздушный боец. И в этом слове сказано много! И посадка в 
кабине у Паши под стать выправке на земле - горделивая: летчик зорко наблюдает 
за воздухом, отыскивая противника на всех высотах. Как и Мухин, Брызгалов сбил 
19 самолетов врага, стал Героем Советского Союза. 

На третьи сутки базирования и Зеленом нам пришлось поспешно возвращаться в свои 
Косьяновские хутора. Что ж, война есть война... На всех машин в эскадрилье уже 
не хватало. С разрешения командира полка я беру, буквально вталкиваю, в фюзеляж 
своего самолета пилотов Попко и Карпова, и улетаем вместе с последней группой, 
которую ведет Сергей Иванович Подорожный. 

На малой высоте следуем вдоль переднего края. Зенитки противника тут же 
открывают огонь. Отойдя подальше от линии фронта, замечаем, что нас преследует 
какой-то истребитель, но чей - наш или вражеский - не ясно. Выполнить резкий 
маневр с таким необычным грузом в фюзеляже я не решаюсь - боюсь за товарищей. 
Поэтому отворачиваю в сторону и в преследователе узнаю "яка", наверное 
отбившегося от своих в бою. 

Под нами Днепр, и опять заминка с моей машиной. Сергей Иванович сбавляет 
скорость полета, а для меня ее уменьшение довольно-таки опасно. Невольно 
оказавшись впереди, я подворачиваю самолет в нужном направлении. Вскоре мы 
выходим на реку Ворсклу, и я занимаю свое место в строю. 

После посадки к моей машине вместе с Подорожным подошел инженер дивизии 
полковник С. П. Пирогов. Увидев, как из фюзеляжа самолета выползают Попко и 
Карпов, Сергей Петрович сухо спросил: 

- Все? Или еще кто будет? Что тут ответить?.. 

- Все, товарищ инженер! 

- Товарищ Евстигнеев, это уже вне границ всяких норм и армейского порядка. 
Такого еще не бывало. Вас следует наказать. 

- Да они "безлошадные". Не оставлять же пилотов там... - делаю я неуверенную 
попытку оправдаться. На помощь приходит командир полка: 

- Сергей Петрович, секите мою голову. Он сделал это с моего разрешения. 

Инженер уже совсем другим тоном спрашивает: 

- А как вела себя машина на посадке? 

- Нормально. На планировании держал скорость несколько больше заданной, но 
рекомендую еще увеличить. 

- Рекомендую! - возмущается Пирогов.- Да вы что, истребитель собираетесь 
превратить в транспортный "Дуглас"? 

Когда Подорожный с инженером дивизии ушли, Попко не на шутку огорчился: 

- Из-за нас командиру досталось... 

- Миша,- возразил я, - Пирогов - человек добрый! С понятием. Видел и не такое. 
А нам дай волю, откаблучим - будь здоров! Поругал справедливо, за дело. 

Итак, за время участия полка в битве за Днепр я выполнил 55 боевых вылетов, 
провел 23 воздушных боя и уничтожил 16 самолетов врага. Здесь, в Косьянах, меня 
наградили орденом Суворова III степени. И теперь, обращаясь ко мне, наш 
начштаба Яков Евсеевич Белобородов непременно и подчеркнуто любезно выговаривал 
мне новое "звание": "товарищ суворовский кавалер", "суворовский кавалер 
Евстигнеев"... Он боготворил Александра Васильевича Суворова и получение мною 
ордена с изображением великого полководца считал заслугой всей части и 
предметом своей личной гордости.