земля еще обжигает голые пятки, табор останавливался на ночлег на берегу 
какой-либо безымянной речушки, вблизи селения, но так, чтобы не мозолить людям 
глаза. Разбивают выцветшие обветшалые шатры, коней отпускают пастись на волю, 
достают медные ведерные самовары, разводят костры. И легкий дымок мира и покоя 
струится, стелется по речной долине..." 

Черноволосый и смуглый, с широкоскулым лицом, с душой доверчивой и пылкой, он, 
казалось мне, как цыганский табор, приютивший его, чувствовал себя на земле 
необычайно свободным и счастливым. 

- Не все так романтично, - частенько вздыхал Саша, - в жизни кочевого племени. 
Нужда, постоянный страх, что завтра придется идти в дальнюю дорогу без куска 
хлеба и глотка воды, делала этих впечатлительных, своеобразных людей подчас 
жестокими и беспощадными. А отношение к женщине!.. Сумеет выпросить или 
обдурить доверчивую поселянку - хорошая жена, а нет - свист тяжелого кнута 
обвивает ее тонкие плечи. Больше, чем у всех, у цыган трудностей и горестей 
жизни. Но, по-моему, довольство и пресыщенность хуже цыганского кнута - это как 
смерть человеческой души... 

- Загибаешь, цыганок, - выражал я Саше свои сомнения. 

- В чем? - не понимал он. 

- Да что же тут плохого, если человек будет жить хорошо материально, без нужды? 


Ваня Зайцев, степенный, сдержанный сибиряк, не соглашался ни со мной, ни с 
Сашей: 

- Все зависит от самого человека. Бедность или обеспеченность здесь ни при чем. 
Человек - хозяин своей судьбы. 

Ванино слово было всегда к месту. Страстный поклонник Чехова, он в летал, как 
мы шутим, "по-чеховски" - как-то безукоризненно четко, красиво, даже изящно. 

Любил Иван петь русские песни, в которых грусть всегда рядом с раздольем, 
лихость - с печалью: "На тихом бреге Иртыша", "Бежал бродяга с Сахалина..." 

Инструктор пророчил ему большое будущее: 

- Наш Ваня - академик неба. Таких бы побольше - и никакой враг не страшен! 

Но случилось то, чего меньше всего можно было ожидать. 

Стоял обычный летний день. Солнце припекало по-дальневосточному щедро. В небе 
синь, ни единого облачка - курсантская погода. Запланированный полет по кругу 
Ваня Зайцев выполнял с инструктором Огаревым. Помню, как экипаж вырулил на 
линию исполнительного старта. Получив разрешение на взлет, машина побежала, 
затем оторвалась от земли и перешла на выдерживание, чтобы набрать необходимую 
скорость. Самолет был уже за границей аэродрома, когда правым крылом ударился о 
дерево и, крутанув полубочку, столкнулся с землей... 

Не верилось, что никогда уже не увижу своих друзей, не услышу их привычные 
голоса. И тысячи "почему" не давали покоя. Почему затянули выдерживание, почему 
так плавно отходили от земли, набрав скорость, почему не заметили границы 
аэродрома, а впереди дерево? 

За вопросами следовал упрек. И не живым - мертвым. Знаю, жестокий, скорее всего,
 несправедливый упрек... И всё же: если ты вынужден упасть, то падай, но не 
погибай - сопротивляйся, борись! У меня зародилось странное чувство, похожее на 
убежденность в возможности остаться живым в подобных ситуациях. Пусть при ударе 
у самолета будут отбиты крылья, поломан фюзеляж, хвост, мотор вместе с кабиной..
. Пусть летчик получит очень нелегкие травмы. Но не погибнет! Он должен и 
обязан остаться живым! Эта вера настолько вошла в мое существо, что до конца 
своей летной работы я уже не мог изменить ей... 

Обучение продолжалось. Росли напряжение, нагрузка - чувствовалось, что готовят 
нас по ускоренной программе. Количество ранее запланированных 
контрольно-вывозных полетов сокращалось. Из программы исключили групповую 
слетанность, боевое применение. Все наше внимание сосредоточили на отработке 
фигур сложного пилотажа в зоне. 

Вспоминаются первые, не совсем удачные полеты. У курсанта Ивана Худякова не 
получались перевороты через крыло. Вывод из него он выполнял куда угодно, 
только не в том направлении, которое требовалось. Конечно, в боевых условиях, 
сделав переворот, смотришь и за противником, и за землей, и за товарищами 
группы - там академическая точность становится чуть ли не твоим врагом. В 
учебных же полетах координация движений, четкость при выполнении пилотажа 
просто необходимы - это фундамент того здания, которое поднимает летчика на 
высоту в прямом и переносном смысле слова.