Невольно вспомнился Харьковский аэродром, когда мы сопровождали "илы" на 
штурмовку, не хватает только "мессершмиттов"... 

Резко развернувшись влево, уходим от цели вверх. Огненные шнуры трасс прошивают 
пространство между моей машиной и самолетом ведомого. Вдруг "лавочкин" 
Мудрецова задымил. Все, думаю, подбили, гады! 

- Валя, вниз! - немедленно кричу ему. 

Свалив свой самолет на крыло, я устремляюсь к земле, увлекая за собой напарника.
 Проносимся почти над самой землей. Огонь противника уже не страшен - не 
достанет... Тревожно спрашиваю у Мудрецова: 

- Что с тобой? Зацепили?.. 

- Нет, командир! Все в порядке. 

- А почему закоптил? 

- Не знаю... Видать, с перепугу резко дал газ. Они же шпарили, как черти! Так и 
убить могут! - невозмутимо резюмирует Валентин. 

- Могут, но не нас. Давай посмотрим, откуда такой плотный огонь. Что-то не так. 
А что - не пойму! - Я решил все-таки разобраться в расположении огневых точек. 

Набираем высоту - уже около двух тысяч. Достаточно. Летим к месту, где мой 
товарищ так резко дал газ. Автомашины стоят так же. Но сверху отчетливо видно: 
почти перпендикулярно к шоссе - несколько рядов траншей и отдельных окопов. 
Ясно: противник готовит линию обороны, которая уже частично занята его войсками.
 Пулеметный огонь возобновляется, но он не так интенсивен, как прежде, да и на 
большой высоте это не опасно. 

Спрошу-ка у Мудрецова: разглядел ли он, что здесь затевается? 

- Видишь, Валентин? - вопрос поставлен весьма лаконично. 

- Чего тут мудрить? Новая линия обороны. 

- На этот раз угадал, - не преминул я похвалить ведомого. 

На командном пункте вместе с Ольховским находится командир дивизии. Докладываю, 
как обычно, о выполнении задания, но полковник не удовлетворен: 

- Расскажите подробно и обстоятельно, где были, что видели. Почему оказались 
над промежуточным оборонительным рубежом врага? Как преодолевали огонь с земли 
во время атаки второй цели? 

Выслушав мои ответы на все "почему" и "как", он отметил на полетной карте место,
 откуда нас с Мудрецовым так интенсивно обстреливали. 

- Вы правы, - задумчиво говорит комдив. - Цель заманчива. Но истребителю она не 
по зубам. Нужны штурмовики. За выполнение задания хвалю. Учту при вылете. Вы 
свободны. 

Я отправился на стоянку, куда вместе с летчиками пришел "начальник огня и дыма",
 как называли помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе, Иван 
Петрович Бахуленков. 

Его перевели к нам из 177-го гвардейского полка. Летчик с опытом, бывалый, 
знающий, он участвовал в боях при защите Москвы, под Ленинградом. В нашей 
дивизии Иван Петрович - с начала ее формирования, отличился на Курской дуге, в 
боях за Днепр, Молдавию, Румынию. Бахуленков совершил 346 боевых вылетов, имел 
на личном счету одиннадцать вражеских машин. 

Он восьмеркой только что вернулся из полета на прикрытие войск. Вскоре 
произвела посадку и группа Юдакова, но в ее составе не было Николая Артамонова. 


...Полет выполнялся на высоте около 2000 метров. И вот на шоссейной дороге 
Врабле - Бекеньеш замечена движущаяся колонна автомашин - десятка три. 
Истребители снизились до 800 метров и атаковали ее. Штурмовка оказалась 
успешной - две машины загорелись, движение на дороге прекратилось, получился 
затор. "Лавочкины", замкнув круг, один за другим наносят удары по врагу. 

Огонь с земли, вначале слабый, при втором заходе на цель усилился, как принято 
говорить, до ураганного. И в одной из очередных атак, на выходе из пикирования, 
самолет Артамонова достает пулеметная очередь. Пламя охватило взмывший вверх 
истребитель. Смертельно раненный, теряя последние силы, летчик разворачивает 
пылающую как факел машину на скопление живой силы и техники врага. "Лавочкин" 
взрывается. Дорого отдал свою жизнь Герой Советского Союза Николай Артамонов!