обращаются к мелководной части бухты, где обычно находились сейнеры. 
Заправившись, спешим к ним. Прилепимся к борту, закрепим швартовы, выставим на 
катере вахту, и в гости к рыбакам. 

Трюм сейнера гораздо больше, чем отсек катера. Посредине докрасна натопленная 
"буржуйка", на ней огромный чайник. Под палубой натянуты концы, на которых 
можно просушить верхнюю одежду. Не помещение, а рай! 

У рыбаков - свежая рыба, а у нас, катерников, - тушенка, "наркомовские сто 
граммов". 

Пока готовится ужин, идут разговоры о положении на фронтах, о погоде. А потом 
можно поиграть и в "козла", и в шахматы. В печке гудит огонь. Тепло! Хорошо! 

Так было и в этот вечер. Единственное более или менее спокойное место в 
Ак-Мечетской бухте - в небольшом заливчике за мыском. Не подходя к причалу, мы 
направились туда - к двухмачтовому судну. 

- Эге-й! На сейнере! Принимайте гостей! - еще издалека закричал боцман, держа в 
руках свернутый в кольца швартовый конец. 

Хотя на сейнерах и побаивались соседства начиненных боеприпасами катеров, но 
всегда встречали нас гостеприимно. Там были настоящие моряки, знавшие, в каком 
положении находятся катерники. Вот и сейчас сразу же раздалось несколько 
голосов с кормы и носа: 

- Добро пожаловать! Подавайте швартовы! 

Не прошло и нескольких минут, как катер был ошвартован, а мы все, кроме 
вахтенного, уже сидели в теплом трюме. Вскоре из люков повалил пар от сохнувшей 
одежды, на печке вскипел чайник, разогрелась тушенка. 

Сейнер оказался не рыбачьим. Он ходил под военно-морским флагом, выполняя 
различные специальные задания командования. Командиром на нем был мой хороший 
друг Николай Кирпичев, с которым мы вместе учились в Черноморском училище. 
Непогода и его загнала в эту маленькую бухту. 

Мы сидели у раскаленной печки. Теплота морила, клонило ко сну. Сейнер сильно 
покачивало. Очевидно, ветер изменил на несколько румбов свое направление, и 
волны теперь заходили и за мысок, где стояли наши корабли. 

Ветер свистел в снастях, кранцы скрипели между бортами, в струну натягивались 
швартовы. 

Я было задремал, как вдруг рывком открылся люк и раздался голос вахтенного: 

- Всем наверх, лопнул носовой у катера! 

Наверно, вспугнутая стая воробьев не взлетела бы в воздух быстрее, чем наш 
экипаж оказался на палубе сейнера. 

Катер бросало на волне, разворачивая под корму судна. Еще две - три минуты - и 
он обломает консоли о его рули. 

Я перепрыгнул на катер. За мной хотели было последовать остальные члены экипажа,
 но я закричал им: 

- Травить кормовой!.. 

И механику Лукичеву, несшему в это время вахту на катере: 

- Подать запасной фалинь на сейнер! 

Когда носовой трос закрепили на сейнере, а кормовой стравили, авария была 
предотвращена. Можно было, оставив на катере вахтенного, идти заканчивать ужин 
на сейнере. 

Но не всегда бывает так, как хочется. Став на бакштов, мы заметили, что место 
стоянки сильно изменилось. Якорь сейнера держал плохо, и нас сносило на мель. 
Кирпичев приказал завести двигатель, выбрать якорь и перейти на другое, более 
глубокое место. 

Я не успел крикнуть членам экипажа, чтобы они подтянули катер и перепрыгнули на 
него, как Кирпичев дал ход. Когда сейнер вышел из-за мыска, сильная волна 
рванула катер, трос, не выдержав, оборвался. Стальной конец хлестнул по палубе 
и рубке, разбил иллюминаторы и смотровые стекла. 

Катер понесло к берегу. В первые минуты я растерялся, по спине поползли 
холодные мурашки.