Я приказал застопорить моторы. Катер остановился в нескольких десятках метров 
от того места, где упала в воду последняя мина. 

Всмотревшись, я увидел, что невдалеке плывет человек. Оказалось, что одна из 
сходивших по рельсам мин, зацепила своим рогом карман брюк Авдеенко и уволокла 
матроса с собой в воду. 

Вглядываясь в темноту, я различил фигуру плывущего человека, приказал включить 
моторы враздрай и развернул катер навстречу боцману. Через минуту он поднялся 
на борт, и мы с удивлением заметили в руке у него гаечный ключ, которым он 
отдавал крепление мин. 

Кто-то из Матросов засмеялся: 

- Смотрите, наш боцман и инструмент с собой прихватил, видно, потопленные 
фашистские корабли чинить на дне моря собрался!.. 

Но я строго оборвал "остряка". Авдеенко проявил большое присутствие духа. 
Очутившись за бортом в холодной воде, он не закричал о помощи, чтобы не 
привлечь внимания противника. Он даже поплыл прочь от берега, рискуя затеряться 
в окутанном темнотой море, но не быть обнаруженным врагом. 

Обогреваться боцман отказался и, наскоро сделав несколько глотков из фляга со 
спиртом, доложил: 

- Боевой пост к продолжению постановки мин ютов! В ночной тишине снова 
послышались команды: 

- Правая! Левая!.. 

А некоторое время спустя, в декабре, Авдеенко еще раз оказался за бортом, но 
уже при иных обстоятельствах и по своей доброй воле. 

Это произошло на другом корабле во время высадки десанта в Камыш-Бурун. Подойдя 
к берегу, катер попал на мелководье, заросшее водорослями, отчего засорились 
сосуны и моторы остановились. Гитлеровцы открыли губительный огонь по катеру, 
потерявшему ход, среди десантников появились раненые. 

В этот опасный момент Авдеенко, не задумываясь, прыгнул в ледяную воду и быстро 
очистил сосуны. Моторы заработали, катер вышел из зоны огня и направился за 
другой партией десантников. 

Когда на Таманском полуострове наступила весенняя распутица, сообщение морем 
между Керчью и Анапой усилилось. Почти ежедневно здесь проходили вражеские 
десантные суда в охранении военных кораблей. Катерам нашей группы прибавилось 
работы. Теперь мы поочередно выходили встречать вражеские караваны. 

Так, вечером 20 апреля авиаразведка подтвердила выход из Керчи двух 
транспортных судов и малых кораблей охранения. 

Мы только что пополнили горючее и боеприпасы. Личный состав расположился на 
отдых. Я прилег у носовой мачты, подложив под бок пробковый пояс, и сразу же 
уснул. Вот уже три ночи подряд наш катер нес дозорную службу у Мысхако. 

Разбудил меня негромкий стук. У борта катера в резиновой лодке стоял командир 
звена Николай Тарасов, а сидевший краснофлотец тихонько постукивал веслом по 
планширу. 

- Вставай, - сказал Тарасов, - командир отряда вызывает. 

Захватив планшет с картами, я спрыгнул в лодку, и мы пошли к берегу. 

Уже спустились сумерки. Легкий ветерок поднял в бухте небольшую зыбь. 

- С добрым утром. Как спалось? - с улыбкой встретил нас Кочиев. Он знал, что 
нарушил наш непродолжительный отдых. 

Разъяснив задание и отдав приказ на поход, поиск и атаку, он спросил, как 
чувствует себя личный состав и была ли горячая пища, успели ли отдохнуть. Хотя 
сам прекрасно знал, что командирам и краснофлотцам в эти напряженные дни охраны 
Малой земли не до обедов и не до отдыха. Достаточно было урвать для сна три - 
четыре часа, а поесть и в море можно. Мы не забывали о том, что идет третий год 
войны и советский народ, переживая тяжкие лишения, напрягает все силы, чтобы у 
нас, воинов, было все необходимое. 

Спрашивал нас Коста для того, чтобы еще раз убедиться, как мы, командиры, 
заботимся о подчиненных. Сам он уже пятые сутки каждую ночь уходил в море и 
вряд ли за это время проспал более десяти часов. С осунувшимся лицом, с темными 
кругами под глазами, но всегда чисто выбритый и опрятный, о>н старался 
выглядеть бодрым и веселым. "Ничего, после войны отоспимся", - шутил он.