принято у иных первобытных народов на стадии дикости. Хрестоматийный пример: 
съедали сердце смелого супостата, чтобы быть таким же смелым, и т. д.. Василий 
Иосифович, по всей вероятности, полагал, что, вселяясь на дачу главного маршала,
 главкома ВВС, повышает себя в звании, а отнимая машину у Маршала Советского 
Союза, забирается еще выше. Нелепость? Конечно, но рационального объяснения 
иррациональному поведению не сыскать. 

А. Б.: Я смотрю на дело проще, без высокоученых сравнений. Этот отпрыск вел 
себя скорее инфантильно, как капризный избалованный ребенок. Отдай мои игрушки! 
Убедившись, что Василий говорил всерьез, я сначала даже растерялся, потом 
оправился и пообещал поговорить о "паккарде" с Г. К. Жуковым. Про себя твердо 
решил - ни слова маршалу, хватит у него и без этого огорчений. Удовлетворенный 
Василий, порядочно набравшийся, приказал какому-то грузину отвезти меня домой 
на Старопанский. Тот отвез на "мерседесе". 

В Одессу вернулся из отпуска, стараясь не подать и виду маршалу, что буквально 
давило меня. Василий никогда бы не осмелился нагличать, если бы Георгия 
Константиновича не прижимали со всех сторон. Вполголоса среди нас, близких к 
маршалу, пошли разговоры о том, что Жукова, наверное, арестуют, ибо по 
непонятным и необъяснимым причинам бросили в тюрьму десятки генералов и 
офицеров, непосредственно работавших с ним. Перечислять их и называть опасались 
даже в разговорах без посторонних. Атмосфера была гнетущая, тяжелая. Что делать,
 нужно работать. В последние месяцы моего пребывания в Одессе в машине царило 
погребальное настроение. Маршал во время поездок почти не разговаривал. Я также 
не открывал рта, боясь, что не выдержу и расскажу Георгию Константиновичу о 
домогательствах Василия. 

Мрачно встретил новый, 1948 год, високосный. Значит, жди беды. Так и случилось. 
А известно, что беда одна не приходит. Вскоре после Нового года меня пригласил, 
именно пригласил, а не вызвал Георгий Константинович. Домой. Глядя прямо мне в 
лицо, он печально сказал: "Убирают тебя от меня, Александр Николаевич". И 
рассказал, что пришел приказ - отозвать меня в распоряжение Управления кадров 
МГБ СССР. Выезжать немедленно. "Я, - закончил Жуков, написал письмо Власику, 
передай ему. Я прошу, чтобы тебя оставили у меня". Георгий Константинович 
вручил мне запечатанный конверт. "Сходи на прием и передай письмо лично 
Власику". 

Я так и сделал. По приезде в Москву сразу отправился во 2-й дом на Лубянке к 
генерал-лейтенанту Н. С. Власику, недавно назначенному начальником Главного 
управления охраны МГБ СССР, 6-е управление, по которому я числился. Пришлось 
подождать, наконец пустили в кабинет. Я протянул письмо генералу, объяснил, что 
оно написано Маршалом Советского Союза товарищем Жуковым. Он, не распечатывая, 
сунул его под стекло на столе и по чекистскому обычаю заорал. Что я "хулиган", 
которого знает вся Одесса, растленный тип, "ходок по бабам", и прокричал многое 
другое, что я забыл. Генерал-лейтенант не стал тратить на меня время, объявил, 
что "позорю органы", выгнал из кабинета. Как водилось в "органах", все это 
сдобрено отборной матерщиной. 

Моя судьба была решена. Вручили трудовую книжку с записью: с 19 января 1948 
года уволен из МГБ СССР "за невозможностью дальнейшего использования". Итак, 
безработный, с подмоченной репутацией, ибо Николай Сидорович Власик еще 
выкрикнул мне в спину какие-то угрозы. Это было серьезно. 

Многие годы я размышлял над тем, по каким причинам оказался неугодным. 
Характеристика, буквально выплюнутая мне в лицо Власиком (слюни летели изо рта 
матерившегося побагровевшего генерала в тот день), конечно, никак не 
соответствовала истине. Мне попалась на глаза статья "Воспоминания о маршале Г. 
К. Жукове" подполковника в отставке Н. Ольшевского. В 1946 году он был офицером 
в штабе Одесского округа. Не скрою, я был польщен, прочитав о себе спустя более 
сорока лет (статья опубликована 7 октября 1989 года в газете "Защитник 
Родины"): 

"Среди обслуживающего маршала персонала всеобщим уважением пользовался водитель 
"мерседеса" лейтенант Бучин, который прошел с Георгием Константиновичем по 
дорогам войны от Москвы до Берлина. В нем удачно сочетались скромность, 
чуткость, отзывчивость, простота. Он никогда не кичился своим положением. 
Помимо всего прочего, Бучин выделялся еще и тем, что у него государственных 
наград было значительно больше, чем у других младших офицеров штаба округа... В 
ту пору в газетах и журналах нередко помещали фотоснимки американского генерала 
Дуайта Эйзенхауэра с огромной колодкой орденских планок на груди. У лейтенанта 
Бучина наград, разумеется, было меньше, чем у американского генерала. Однако 
если принять во внимание масштабность их воинских званий и положений, то такое 
сравнение было вполне справедливым". Меня, как я уже говорил, прозвали 
"генералом". Таким был лейтенант А. Н. Бучин в глазах сослуживцев. 

Н. Я.: Я бы прибавил к этому сравнению другое. В войну водителем генерала 
Эйзенхауэра была сержант английской армии Кей Саммерсби. Образ верховного 
главнокомандующего союзных войск в Европе Эйзенхауэра в объективах газетчиков 
неотделим от Кей Саммерсби в ладно пригнанной форме за рулем "виллиса".