оказались проворнее - они зайцами сиганули из машины, бегом в поле и плюхнулись 
в грязь с мокрым снегом. Укрылись! "Прикрепленный" успел крикнуть: "Бучин! 
Убирай машину, сейчас фриц пойдет по новой!" А куда убирать? Понятно, дело 
табак - охота пойдет за "хорьхом", танкам с их броней плевать на паршивый 
немецкий самолет. Фриц больше не появился. 

Вернулись пассажиры, мокрые, перепачканные. Поехали дальше. Стемнело. Танкисты 
шли навстречу с полным светом, и я включил фары. Протрезвевший маршал попросил: 
"Товарищ Бучин, пожалуйста, нельзя ли без света". Нужно слушать, все-таки 
маршал. А то, что, ослепленные светом очередного танка, мы можем заехать ему 
под гусеницы на мокрой и скользкой дороге с глубокой колеей, полководцу было 
невдомек. Раздавит и не заметит. Я-то представлял, что рычаги управления 
находятся в слабых ручонках усталых худеньких мальчиков в шлемах, сползающих на 
нос. Пришлось выключать и включать фары не только, чтобы осветить колею, но и 
чтобы обозначить себя танкистам. Танков прошло очень много. 

Жуков между делом сказал мне, что Василевский благодарен "товарищу Бучину". 
Он-де спас его жизнь. Спас так спас. Я не перечил, начальству виднее. Но все же 
было приятно, два Маршала Советского Союза отметили достижение младшего 
лейтенанта. Там, под Курском, я был возведен в этот высокий офицерский чин. 

Для меня офицерские погоны, тем более в системе НКГБ, где я числился, много не 
значили. Как всегда, стеснялся носить фуражку с синим верхом. Иное дело Жуков. 
Надо было так случиться, что вскоре после получения звания младшего лейтенанта 
в пути на очередное штабное совещание у нашей машины спустил баллон. На тех 
дорогах дивиться нужно было не этому, а тому, что не пропарывали покрышки 
каждый день - куда ни глянь, валялась железная дрянь. От кусков колючей 
проволоки до острых осколков снарядов и мин. Случившееся - дело пустое, а 
чувствую - Георгий Константинович злится. Я быстро сменил колесо, и покатили 
дальше: 

Как на грех, мотор стал плохо тянуть. Жуков ощутил это, метнул в меня грозный 
взгляд и сказал: "Ну что? Погоны надел, а за машиной смотреть перестал!" 
Сказать в ответ, конечно, нечего, но все же обиделся - ну чего орать-то, машина 
есть машина, всякое может случиться. Кое-как доехали. но минут на пять опоздали.
 Пока Жуков совещался, ребята прикатили новый запасной баллон. Я снял 
карбюратор, разобрал. Нашел причину - засорился жиклер. Продул, собрал, 
поставил, проверил - работает как часы. Поехали назад. Маршал заметил, что все 
в порядке. Спросил: "Сделал?" Я по-уставному гаркнул: "Так точно, сделал!" 
Жуков внимательно посмотрел на меня и про тот случай больше не вспоминал. 
Кой-какие последствия все же обнаружились. Помню, не очень я обрадовался, когда 
21 августа 1943 года Жуков наградил, вручил мне медаль "За отвагу". Я 
рассчитывал хотя бы на орден Великой Отечественной. 

Трудности с начала до конца войны, да и в другие времена вносили чекисты, их 
устрашающие (правда, для слабонервных) особые отделы. Мы, водители крупных 
военачальников, всегда были "под колпаком", все о вас вынюхивали, выпытывали. 
Как раз летом 1943 года под Курском прискорбно оборвалась работа у 
Рокоссовского его шофера Сережи Мозжухина, возившего генерала с первых дней 
войны. Сестра Сережи добровольно пошла в разведку, была заброшена во вражеский 
тыл с рацией. Немцы ее схватили. Она как-то сумела вырваться из их лап, 
перебралась через фронт и явилась к своему начальству. Вместо награды и 
поощрения ее немедленно арестовали и осудили как "немецкую шпионку", а Сережу 
убрали от Рокоссовского. Сережа мне поведал, что Константин Константинович 
сказал ему: "Нам приходится расстаться, товарищ Мозжухин. Против Особого отдела 
я пойти не могу". Мы знали, что Рокоссовский просидел в канун войны в тюрьме 
НКГБ более двух лет. 

Свои грязные дела чекисты обычно маскировали высшими "государственными 
интересами". Примерно в то время и вокруг моего скромного места за рулем 
закрутилась интрига. Бедов, прослышавший ли о Сереже, припомнивший "разнос" 
Жуковым за ту мелкую неполадку, сделал оперативно-чекистские выводы. Очередной 
выезд: Жуков решил съездить на могилу только что погибшего крупного генерала 
Апанасенко. Он явился на стажировку с Дальнего Востока и был убит при штурмовке 
немецким самолетом дороги. Бедов, злорадно ухмыляясь, сказал: "Тебе, Саша, 
отныне водить эту машину". Усадили меня за руль "Додж 3/4", машины 
сопровождения. На "виллисе" впереди Георгия Константиновича повез водитель 
родственник Семочкина, одного из адъютантов маршала, который лебезил перед 
Бедовым, а чекист благосклонно принимал его знаки внимания. В поездке я ничего 
не заметил, да и трудно было что-либо увидеть - ехали в шлейфе пыли от колес 
жуковского "виллиса". 

Вечером Жуков вызвал меня в вагон. Отведя глаза, буркнул: "Завтра садись на 
свое место. Я его в Москву отправил", - и отпустил. Стороной от ребят узнал: 
Колотов так повел машину, что при резком торможении маршал ткнулся со всей 
силой лицом в ветровое стекло. На "виллисе" оно в стальной раме, мог вполне 
зубы выбить, к счастью, только губам досталось. То-то я заприметил, что рот у 
Георгия Константиновича припух. "Смотри, какой смелый, - подумал я, пошел 
против Особого отдела".