проверка документов, и наши машины подкатили к тому месту, которое позднее 
стали между собой называть "уголок" - дом, где работал И. В. Сталин. Жуков ушел.
 Мы, очутившись в непривычной, оглушающей после фронта тишине, провалились в 
тяжелый сон. Когда меня растолкали, я не сразу понял, где нахожусь. 

Георгий Константинович съездил в Генштаб, и ранним утром 10 сентября мы 
проводили его на Центральном аэродроме. Самолет взмыл в небо и под эскортом 
истребителей исчез. Исчез в неизвестность, нам, естественно, не объясняли куда. 
Охрана улетела с генералом армии, а нам, водителям, приказ - в гараж, заняться 
приведением в порядок и ремонтом изрядно потрепанных на фронтовых дорогах машин.
 Гараж нам определили - автобат Генштаба, что на Крымской площади. Туда мы и 
отправились. 

Н. Я.: Слушая ваш рассказ, откровенно говоря, я поражен. Довольно лихо 
разъезжали вы с комфронта, когда в небе господствовала немецкая авиация. Разве 
не было случаев, когда приходилось останавливать машину и укрываться в канаве 
от немецких самолетов? Я прочитал в книге американского писателя Эрскина 
Колдуэла "Дорога на Смоленск" (1942 г.), как он ехал в тот же район - к Ельне, 
и в те же дни, когда вы были там, - в первую неделю после освобождения города: 
"На полпути между Вязьмой и Смоленском наш водитель внезапно резко затормозил и 
крикнул, чтобы мы выскочили из машины. Мы высыпали наружу и кинулись в 
придорожный кювет. Наша машина, как и остальные в колонне (Колдуэл ехал с 
группой иностранных корреспондентов. - Н. Я.), была тщательно замаскирована 
пушистыми ветками и походила на огромную рождественскую елку. Но теперь мы 
оказались на открытом месте, и было ясно, что такой камуфляж не обманет пилотов 
низко летящих бомбардировщиков". Так оно и случилось: посыпались бомбы, к 
счастью, мимо, но достаточно близко, чтобы засыпать даже отползших от дороги 
людей землей и камнями. Самолеты ушли, "а мы, подвязав к машине еще несколько 
веток, сели и двинулись к передовой". 

А. Б.: Американский прозаик точно описал то, что бывало на фронтовых дорогах. 
Точнее, то, что случалось с ротозеями. Угроза с воздуха на фронте существовала 
всегда, и от нее оберегали не столько ветки, "подвязанные" к машине, сколько 
глазомер, маневр, быстрота. Нельзя лишаться единственного преимущества, которое 
имеют находящиеся в машине, - подвижности. Нельзя останавливать ее, превращая 
автомобиль и спины попрятавшихся по канавам в застывшую мишень, а нужно дать 
газ и мчаться вперед, следя за воздухом, чтобы притормозить, а то и рвануть в 
случае нужды - если самолет сбросил бомбы, или "вильнуть" в сторону - если 
штурмующий самолет идет на тебя, и искать, искать глазами укрытия - деревья, 
кусты, строение, все, что угодно. Но только не лежать трусливо и пахать носом 
землю в ожидании бомбы или пулеметно-пушечной очереди. 

Георгий Константинович был сторонником именно такого образа действия. Пришлось 
нам съездить в район Брянска, там Жуков побывал на передовой, отдавал какие-то 
распоряжения. Дел много, и он заночевал. Утром часов в пять выехали назад 
(Жуков вообще вставал с петухами и любил выезжать рано). День пасмурный. Вдруг 
на дороге громадное стадо, их тогда от немца спасали, перегоняли в тыл. Над 
стадом облако пыли. Слышу тяжелый гул, идут немецкие бомбардировщики, целая 
армада. Жуков сказал: "Давай расталкивай стадо, а то поймут, что пехота идет". 
Я и давай расталкивать туда, сюда. Пронесло. Немцы не обратили внимания. 

Н. Я.: Эрскин Колдуэл побывал на фронте под Ельней в середине сентября, и он 
еще написал в своей книге: "Проехали несколько километров по размытой сильными 
ливнями, перепаханной бесконечными колесами военных грузовиков, топкой, как 
трясина, дороге. В то утро мы раз двадцать увязали в грязи, и каждый раз нас 
вытаскивали проезжавшие мимо танк или тягач... Слева и справа от дороги 
тянулись густые березовые рощи, под колесами чавкала такая грязь, что, бывало, 
даже танки и тягачи застревали в пути". А как вы пробирались по тем же дорогам? 


А. Б.: Повторяю: американец на редкость точно передает, как было. Он не немец, 
и ему нет нужды преувеличивать тогдашние тяготы фронтовых дорог. Лучше из всех 
известных мне машин шел на них отечественный вездеход ГАЗ-61. Он был сделан на 
базе нашей "эмки", имел стопятнадцатисильный шестицилиндровый двигатель, 
рессоры, раздаточную коробку. Среди этих машин больше известен вариант с 
закрытым кузовом. Наш, предназначавшийся для маршала С. К. Тимошенко, был с 
откидным тентом. Отопления тогда не делали. Тулуп, валенки с галошами, рукавицы 
заменяли печку. 

По проходимости ГАЗ-61 не было равных. Вездеход в полном смысле слова. По грязи,
 снегу, гололеду свободно шел - только гудит передний мост. Трактора стояли - 
мы ехали. В самое тяжелое время мы на нем ездили, самые трудные дороги на нем 
прошли. А какие кроссы война шоферам устраивала! Как подумаешь теперь, через 
какую грязь, по какому бездорожью проезжали, так не знаешь: а смог бы сейчас 
так? Но тогда молодость и спортивная закваска особые силы придавали. Да и война 
по-своему человеческие возможности раскрывала, давала иной опыт. 

Низкого поклона, самой большой благодарности заслуживают конструкторы ГАЗа, 
которые в конце тридцатых годов создали такой вездеход. Жаль, конечно, что 
фронтовой ГАЗ-61 Г. К. Жукова не сохранился. Поистине то была бы историческая