любит рефрены, как хорошая песня... Мадрид - это повторение Царицына". 

Гвардейцы-коммунисты слушали внимательно, и радостно было сознавать, что они 
понимают историческую связь событий. Царицын - Мадрид - Сталинград - как витки 
круто поднимающейся вверх спирали, в которой каждый круг шире, полнее и богаче 
содержанием. 

Испания в те дни мне вспоминалась часто, и вот почему. Многие генералы, 
участники Сталинградской битвы (Р. Я. Малиновский, Н. Н. Воронов, М. С. Шумилов,
 А. И. Родимцев, Н. И. Бирюков, П. Л. Романенко, П. Г. Прозоров и другие 
товарищи), пять лет назад тоже служили волонтерами в войсках республиканской 
Испании, боровшейся против фашистских интервентов и фалангистов Франко. 
Встречаешься - и на какую-то минуту в наших северных блиндажах вспыхнет горячее 
солнце далекой страны, эпизоды пережитого при первой встрече с гитлеровским 
зверьем за Пиренеями. Кроме того, 376-й немецкой дивизией, стоявшей в районе 
Осинки - Логовский, командовал некий фон Даниэльс. Эту же фамилию носил 
командир фашистской части на Арагонском фронте под Уэской, и я долгое время 
считал, что в Осинкпх сидит тот же матерый гитлеровский волк, которого мы били 
в Испании. В ночь на 19 ноября мелькнула мысль: "Ну, приятель, теперь ты, 
кажется, попадешь в ловушку и расплатишься за все - и за Сталинград, и за Уэску,
 и за тот проклятый осколок, который остановил сердце Лукача!.." К сожалению, 
командир разгромленной нами 1 февраля 1943 года 376-й немецкой пехотной дивизии 
фон Даниэльс был лишь его однофамильцем. 

Уже перевалило далеко за полночь. Из частей доносили, что к наступлению люди 
готовятся с подъемом, как к светлому празднику. 

Ночью в медсанбат 24-й дивизии пришел Прохоров, сел на табурет среди раненых 
офицеров и сказал: 

- Я к вам пришел, товарищи, с просьбой. Утром идем в бой. Дивизия получила 
новое пополнение, конечно, у меня есть офицеры, которые поведут бойцов. Но вы - 
опытнее, у вас - закалка. Мы ведь пойдем в бой не за смерть, а за жизнь... 
Прошу, кто может держать оружие, вернуться в строй и вести вперед свои 
подразделения. 

Двадцать офицеров как один встали перед своим комдивом. Таков был душевный 
настрой. 

Под утро пришла весточка от Радецкого: "Противник нервничает. Всю ночь ведет 
ружейно-пулеметный огонь, Из блиндажа не высунешься. Адъютант попробовал - 
тотчас пулей шапку пробили..." 

Звонок Меркулову: 

- Серафим Петрович, как дышишь? 

- Готовы выполнить приказ Родины! 

- Это хорошо. А конкретно? 

- Проходы в минных полях готовы, снято девяносто восемь мин... 

- Как румыны? 

- Слева постреливают, а в общем спокойно. Соединился с гвардейцами: 

- Как противник, Виктор Сергеевич? 

- Спит, товарищ командующий. 

- Что же, готовься разбудить по-гвардейски!.. 

Над Доном занималось хмурое утро. 

- Небесная канцелярия подвела, - невесело пошутил Лучко. 

Мы с Горбиным стояли в траншее у оптических приборов, вглядываясь в даль. Ни 
черта не видно! Туман отгородил плацдарм плотным занавесом. Медленно падал снег 
и таял в каше тумана, лишь уплотняя его непроницаемость. Подошел представитель 
16-й воздушной армии (сам Сергей Игнатьевич Руденко находился у Чистякова, но 
не забывал и нашу шестьдесят пятую; особенно мы были благодарны летчикам за 
отличную авиаразведку). Доложил: 

- Ввиду нелетной погоды авиация работать не будет. 

Час от часу не легче! А стрелки часов неумолимо приближаются к 7.30... 

Бабаскин и Манило нервничают. Трудно начинать артподготовку вслепую. Все будет 
зависеть от качества проведенной артиллерийской разведки. У меня, признаться,