самолетов начали бомбежку. Отвернул в сторону метров на двести и переждал в 
воронке. В МТС стояло много заброшенных комбайнов, тракторов; немцы, очевидно 
приняв их за танки, старались вовсю - бомбили, не жалея боеприпасов. 

Однажды я попросил Черняева прислать ко мне на вспомогательный пункт управления 
капитана Н. В. Лисового. Наши блиндажи были расположены в полукилометре 
севернее Ишуни, в саду. Не помню, по какой причине, но в течение часа ВПУ 
перешел в другое место. Является капитан и облегченно вздыхает: "Я к вам в 
садик пришел и даже растерялся - сплошные воронки от крупнокалиберных бомб". Он 
тогда получил от меня задачу вести разведку на Армянск и особенно внимательно 
следить за побережьем Каркинитского залива - как бы противник не высадил десант 
для удара нам во фланг. 

Разведку Н. В. Лисовой поставил на Ишуньских позициях вполне удовлетворительно. 
Мы имели достаточное количество контрольных пленных и сведения о передвижении 
вражеских войск, особенно о сосредоточении их танковых частей. Можно сказать, 
что энергия и инициатива капитана не знали границ. Порой он позволял себе 
кое-что лишнее. В более поздний период войны я вряд ли простил, если бы в 
какой-либо дивизии начальник разведывательного отделения сам лазил к немцам в 
тыл. Но сейчас речь идет о первых месяцах войны. 

Приведу один эпизод из богатой приключениями жизни разведчика. Он и майор Н. Ф. 
Алексеенко поставили на "пикап" ручной пулемет, взяли с собой двух пулеметчиков 
и поехали проверить, как "закопались и закрепились войска на переднем крае". 
Передний край они проскочили и, едва подъехали к скирде сена, увидели 
подходившую немецкую роту пехоты. Укрывшись за скирдой, открыли почти в упор 
огонь из пулемета. Немцы залегли, потом начали двигаться вперед, но под огнем 
понесли потери и отошли примерно на километр. Разведчики взяли трех раненых 
солдат противника и отправились обратно. Но 417-й полк встретил их дружным 
огнем. Почувствовали - несдобровать! Лисовой поднял руки и пошел... сдаваться 
своим в плен. История эта окончилась благополучно, только один пулеметчик все 
же был ранен в руку. 

Но обратимся снова к славному коллективу командиров и политработников 172-й 
дивизии, поскольку именно этому соединению суждено было среди войск оперативной 
группы играть в октябрьских боях первую скрипку. 

Полковник Ласкин по характеру своему был "командиром переднего края". (Во время 
войны существовало на фронте такое определение, очень емкое и точное. И вошло 
оно в обиход от самих солдат.) Кого-кого, а этого командира никак нельзя было 
упрекнуть в том, что он руководит боем издалека. Но дело не только в этом. 
Быстрота реакции на резко меняющуюся обстановку боя, непреклонность в борьбе, 
знание боевых качеств всех командиров батальонов и рот - вот что было у него 
главное. Мне ни разу не удалось "поймать" комдива на том, что он воюет без 
учета состояния подразделений, характеров их командиров, хотя, признаюсь, 
пробовал проверить его в этом отношении. За то небольшое время, что отвела ему 
фронтовая судьба - две-три недели, - удивительно быстро вжился в дивизию. 
Правда, И. А. Ласкин работал дни и ночи напролет, причем днем его надо было 
искать в батальонах (имеется в виду период до 18 октября). Комиссаром дивизии 
был огромного опыта и большой души человек - Петр Ефимович Солонцов. 

В Воронцовке я повстречал старого знакомого - соратника по перекопским боям 
подполковника Василия Васильевича Бабикова. Если помните, тогда он командовал 
361-м полком и был ранен, ведя контратакующий батальон к "Червоному чабану". 
Поправился после ранения и был назначен в 172-ю дивизию заместителем комдива, К 
нему относились уже как к ветерану, уважали за исключительную смелость в бою. 
Ласкин всегда его направлял на решающие участки боя. В трудные дни 23 и 24 
октября, когда немцы ворвались на северную окраину Воронцовки, В. В. Бабиков 
сам повел бойцов в контратаку. И во второй раз повел. Отбросил противника. 

Было приятно увидеть в дивизионном штабе другого участника боев на Перекопских 
позициях - капитана М. Н. Андреева, под временным командованием которого один 
из батальонов 172-й дивизии сумел, гоня противника, выйти на Перекопский вал. 
Он тоже после ранения вернулся в строй. 

Ближайшим соратником полковника Ласкина был Георгии Андреевич Шафранский, 
начальник политотдела дивизии, в прошлом ленинградский рабочий. Любил бойцов и 
офицеров, заботился о них. Бывая в дивизии, я часто встречал его в передовых 
окопах, в массе бойцов. Когда разгорелись бои на Чатырлыке, Георгий Андреевич 
Шафранский многократно участвовал в атаках, презирая смерть. Может быть, самой 
яркой характеристикой этому офицеру будут слова самого комдива: "Шафранский? 
Дорогой в бою человек!" 

В этом самоотверженном коллективе я снова встретил Александра Ивановича 
Находкина. Казалось невероятным, что в воронцовском аду, под беспрерывными 
бомбежками мог жить и работать этот израненный старый бывалый воин. Комдив его 
высоко ценил и говорил о нем с какой-то сыновней теплотой. Еще в ополчении А. И.
 Находкин все время рвался на фронт. Конечно, по возрасту и состоянию здоровья 
ему везде был отказ. Он написал Семену Константиновичу Тимошенко, с которым 
вместе воевал в давнее время на Кубани. Маршал понял душу старого солдата и