Но вернемся в Воронцовку. Мы вошли в избу дивизионного штаба. Было слышно, что 
в соседней комнате полковник Ласкин проводит совещание с командирами частей. Он 
сжато и ясно оценил обстановку, весьма острую на левом фланге дивизии. "В связи 
с этим я принимаю решение..." Может быть, несколько не так надо бы сказать 
начальнику штаба. У Николаева вдруг весело блеснули глаза. 

- Где товарищ Торопцев? - спросил он у Ласкина. 

- Он нездоров. Сейчас, наверное, в окопчике. Бомбят... разрешите сбегаю, 
доложу? 

- Не нужно. Сегодня вы вступите в командование дивизией. 

- Но... полковник гораздо опытнее меня... 

- К чему этот разговор? - сказал Николаев. - Принимайте дивизию и командуйте. 
Военный совет знает и ценит пашу работу, товарищ Ласкин. Приятно было узнать 
боевого, грамотного командира. 

Так мы "крестили" уважаемого Ивана Андреевича Ласкина, и, полагаю, у 
командования вооруженных сил Крыма ни в октябре 1941 года, ни в дни обороны 
Севастополя, где 172-я дивизия била фашистов в районе Мекензиевых гор, ни разу 
не возникало сомнений в правильности выбора командира этого соединения. 

Однако, как видите, с кадрами было трудно, если приходилось действовать таким 
путем. 

Новому командиру дивизии сообщили, что надеяться ему нужно на свои собственные 
силы - в армии отсутствуют крупные резервы. Рассчитывать на существенное 
подкрепление войска, обороняющие Ишуньские позиции, не могут. Задача дивизии - 
удерживать оборону по Чатырлыку. 

В передней комнате штаба за выскобленным столом ужинали Баранов и Мисюра. 
Увидев входившее начальство, они вскочили. Николаев взял со стола кусок черного 
хлеба и пожевал. 

- Рассказывай, как у вас с материальной частью, - сказал он Баранову. 

- Заканчиваем в Джанкое ремонт "амфибий" и Т-37. На этой неделе все машины 
будут в строю... 

- Твой полк, товарищ Баранов, - задумчиво сказал Николаев, - честно воевал, и 
ты... ты побереги себя. Твой опыт и смелость еще нужны будут партии. 

Это было сказано просто. Тем сильнее было воздействие этих слов. Майор наш 
богатырь-танкист - от неожиданности не нашелся, что ответить. Наверно, такие 
мгновения потом помнятся всю жизнь. 

Мы вышли, и корпусной комиссар обратился к теме, всегда его тревожившей. Он 
говорил, что общение с такими людьми, как Баранов, Андрющенко или Белецкий, с 
которыми он днем беседовал и видел их работу, просто-таки воодушевляет. Но 
сколько еще трусов и паникеров, из-за которых проигрываются бои. В этом он был 
глубоко неправ, это противоречило самому характеру развертывающейся 
Отечественной войны. Нет, трусов у нас очень мало, но много еще неумелых и 
необстрелянных. 

- Вот вы упомянули, Андрей Семенович, лейтенанта Белецкого, а я расскажу вам 
его историю... - И я передал Николаеву то, о чем рассказано выше. Видите? А 
ведь так легко было его заклеймить этим черным словом. Тем более, что были все 
внешние обстоятельства. А Юхимчук сумел тонко подойти к человеку, помочь 
становлению его характера. А теперь вы сами увидели хорошего командира. 

- Юхимчук не с политработы вышел на строевую? 

- Совсем нет! До войны он одно время был начальником кадров в армии, но, как 
видите, даже эта должность его не засушила... 

Над Воронцовкой опять появились немецкие бомбардировщики. Удар был сильный. Не 
дожидаясь, пока противник отбомбится, Николаев решил пойти посмотреть, как люди 
укрыты и как себя ведут при налете. Он вернулся в штаб дивизии, взял с собой 
начальника политотдела Г. А. Шафранского и ушел в дивизионные тылы. 

Бомбили нас на Ишуньских позициях основательно. По возраставшей интенсивности 
авиационных налетов можно было судить, что дни испытания приближаются. Начиная 
с 12 октября ежедневно на Ишунь приходилось по восемь-десять налетов. Несколько 
раз под удар попадал командный пункт 156-й дивизии. К счастью, обошлось без 
жертв. Чуть не лишились Г. В. Полуэктова. 

Он возвращался на своем "пикапе" и находился уже близко от КП, когда 30 40