|
Втроем в кабинке улечься невозможно. Грошев хотел было принести себя в жертву и
устроиться на крыле самолета, но холод быстро пронял его и заставил вернуться в
кабинку. Мы тесно прижались друг к другу и, сидя на корточках, дремали,
притворяясь, что спим.
Просидели мы на льдине двадцать восемь часов. Нужно признаться, это было
достаточно скучно.
Но вот туман понемногу начал разрежаться, показались сначала пятна, а затем и
полосы голубого неба. Еще немного, и видимость стала прекрасной. Мы поднимаемся.
Сорокаминутный полет – и я подруливаю к борту «Малыгина».
Всего мы пропадали без вести тридцать шесть часов. На «Малыгине» нас встретили
так радостно, что нельзя было не подумать: ради такой встречи можно и на льдине
посидеть.
С самолета мы видели, как люди бежали со всех трапов на спардек, как
поднимались на мачтах флаги, как взвивались в воздух приветственные ракеты.
Через несколько минут мы не без удовольствия принялись за вкусный ужин, наскоро
приготовленный нашим судовым поваром.
В плену тумана
Еще на пути к «Малыгину» я заметил, что мотор слабо тянет. И неудивительно: он
работал перед этим на зверобойной экспедиции. Старый мотор надо было сменить
еще в Архангельске, но из-за спешных сборов этого сделать не удалось. Пришлось
менять мотор здесь. Работа эта, совсем несложная на московском аэродроме, в
наших условиях оказалась невероятно трудной.
Короче говоря, операция, которая обыкновенно занимает не более двух-трех часов,
потребовала у нас целого дня, да еще столько же приблизительно времени
понадобилось для установки нового мотора.
Нам пришлось подвести самолет к краю льдины, служившей своего рода дебаркадером
для ледокола, при помощи судовой стрелы снять отработанный мотор и выгрузить
новый с борта ледокола на лед.
Наконец все готово, мотор поставлен. В 11 часов 25 минут вечера 27 июня я
совершил пробный полет с новым мотором.
Мне не понравилось, что мотор делал в минуту на двадцать оборотов меньше, чем
полагается. Нужно было проверить мотор как следует, и мы в этот же вечер
сделала еще два пробных полета. Результаты оказались вполне благоприятными.
Теперь можно было лететь на розыски экипажа «Италии».
Весь день 28 июня мы готовились: нагрузили на самолет шесть бидонов бензина по
двадцать литров, около двадцати килограммов продуктов – недельный запас на
троих, взяли необходимые запасные части и инструменты для самолета и мотора.
В течение дня черная полоса тумана медленно надвигалась на нас с юга. К 10
часам вечера у нас все было готово. Я оделся. Оставалось лишь войти в кабинку.
Высота тумана была до ста метров с частичными разрывами. Я полагал, что эти
разрывы дадут нам возможность пробиться до островов Карла, а в районе острова
Фойн, по предположению нашего синоптика, тумана не было. Но не прошло и
четверти часа, как положение резко изменилось.
Черная полоса тумана надвинулась на нас с необычайной быстротой, подгоняемая
зюйд-вестом. Мы физически ощущали приближение тумана, он окутывал нас, как
плотное одеяло. Еще несколько минут – и с ледокола уже нельзя было различить
самолета, стоящего от нас в пятидесяти шагах.
Густая пелена тумана держалась всю ночь и весь день 29 июня. Несколько раз
выходил я на палубу, тщетно искал глазами горизонт, возвращался в каюту и
ложился ничком на койку. Дважды запускали мотор и дважды пришлось его
остановить.
Но лететь нужно было непременно. Наш синоптик предсказывал ухудшение погоды в
ближайшие полутора суток. Кроме того, по предположениям синоптика, на нас
надвигался циклон, и через два дня можно было ждать шторма. Как долго продлится
шторм – неизвестно. Неизвестно также, будет ли ясная погода после шторма. Мы
знали лишь одно: недалеко от нас, на острове Фойн, погибают люди.
Тусклое солнце было не в силах пробить толщу тумана. Град падал крупными
горошинами на палубу и такелаж корабля. Вперемежку с градом сверху сыпались
острые ледяные иглы. Все было окутано белой мглой. Лететь казалось абсурдом.
|
|