База была готова, и можно было лететь обратно. Но нам хотелось получше 
подготовиться к следующему прилету. Чтобы не ошибаться и правильно определять 
направление ветра при посадке, решили поставить на самой высокой горе вымпел.

Два с лишним часа мы потратили на восхождение. Мы карабкались вверх, словно в 
какой-то каменоломне: кругом валились мелкие и крупные куски камня. За эти 
камни мы цеплялись, по ним скользили. Гора была настолько крутая, что во многих 
местах приходилось ползти на четвереньках. Стало так жарко, что мы по дороге 
постепенно сбросили с себя всю теплую одежду и наконец в одних рубашках 
выбрались на вершину. Тут мы поступили, как подобает всем путешественникам в 
неизведанных землях: старательно сложили из камней небольшую пирамиду и 
установили на ней советский флаг с надписью:



«ЗДЕСЬ БЫЛИ УЧАСТНИКИ ЭКСПЕДИЦИИ ПОИСКОВ ДИРИЖАБЛЯ НОБИЛЕ. 24 ИЮНЯ 1928 ГОДА»


Конечно, мы не могли не упомянуть и те организации, которые послали нас на 
Север, в Арктику, а потому приписали под нашими именами:



«ОСОАВИАХИМ, ДОБРОЛЕТ, СОВКИНО»


Флаг был водружен, и, как полагается, мы с Грошевым салютовали флагу тремя 
залпами из двух винтовок. Кинооператор в это время производил съемку.

Потом стали спускаться с горы. Тут нашего оператора едва не постигло несчастье. 
У самой вершины он поскользнулся на гладком льду, запорошенном снегом, и чуть 
не сорвался с головокружительной крутизны.

По пути мы собирали для наших геологов интересные камни. Поднимали разбросанную 
нами одежду и на ходу одевались. К 7 часам утра мы были у самолета.

В обратный путь мы пустились в хорошем настроении. Первая часть задания 
выполнена: база создана, бензин оставлен.

Мы держали курс прямо на юг, к ледоколу.

В районе стоянки «Малыгина» навис густой туман. Исчез остров Надежды. А между 
тем этот остров нам был необходим. По острову мы могли установить направление 
полета и местонахождение ледокола.

Непроницаемо плотная стена тумана надвигалась на нас. Оставалось лишь снизиться 
и выждать, когда туман пройдет.

Пережидать туман в воздухе было невозможно: нехватит бензина. Грошев прекрасно 
оценил положение дела.

Мы быстро обменялись несколькими знаками, и я решил спуститься на льдину, 
которая сверху казалась достаточно ровной и крепкой.

Четыре раза подходил я к ледяному полю, четыре раза пролетел над ним на высоте 
пяти-десяти метров. Вряд ли остался хоть один метр посадочной площадки, который 
я бы не прощупал глазами. И, только когда запомнились все льдинки, все 
небольшие торосы и проталины на ледяном поле, я решился сесть. Эта осторожность 
была необходима, хотя на обыкновенных аэродромах летчик обычно спускается, 
покружив над местом посадки не более одного-двух раз. С большой высоты трудно 
заметить торос, запорошенный снегом. Если самолет наскочит на такой обломок 
льдины, катастрофа неминуема. А что стали бы мы делать на льдине у сломанного 
самолета без теплой одежды и без запасов пищи? Мы ведь готовились к полету 
всего на шесть часов. Чтобы взять как можно больше бензина, мы оделись полегче, 
а запас продуктов был достаточен лишь для закуски перед запоздалым обедом.

Самолет сел благополучно. Я обменялся взглядом со своими спутниками. Их лица 
были совершенно спокойны, глаза выражали полное доверие.

Мы находились, по нашему исчислению, в сорока километрах от ледокола, не имея 
возможности дать знать о себе.

Туман сгущался все более. Приходилось устраиваться на ночлег.

Что же у нас было с собой? Семь банок консервов, два килограмма сухарей, пять 
плиток шоколада, две банки сухого спирта, – и это на троих. У нас не было 
спальных мешков, ни одной малицы (ведь каждая весит не менее четырех 
килограммов).

Вскрыли консервы, отвели немного душу и залегли спать. Но как же заснуть?