мне воспоминания о моей жизни. В Ленинграде я учился на авиатехника, стал 
планеристом, в Москве бывал.

Близился праздник Октября, все ждали торжественного заседания. Выступит ли 
Сталин? Что он скажет в этот великий день? Неужели не прозвучит величественно и 

радостно голос столицы?

Где сходилось двое или трое, там говорили в эти дни о Москве, о нависших над 
ней 
черных тучах.

И вот пришло известие о торжественном заседании в Москве, о военном параде на 
Красной площади, о выступлении И. В. Сталина. Его уверенно-спокойные слова 
внесли в нас еще большую веру в нашу победу.

В Зернограде мы жили по распорядку прифронтовой военной школы: занятия в классе,
 
политбеседы, учебные полеты на УТИ-4 и на МИГ-3. Наш аэродром был расположен у 
самого поселка совхоза, нам отвели удобные служебные помещения, и ничто не 
мешало размеренной работе. Основным вспомогательным материалом для занятий были 

боевой опыт полка и мои записи в тетради.

Теоретическая подготовка называлась у нас "тактикой". Такое высокое 
наименование 
разборов воздушных боев, полетов, эпизодов войны возвышало сам предмет, 
подчеркивало необходимость знания опыта своих товарищей. Постоянное напоминание 

печати, партийных и комсомольских органов о том, что надо повседневно учиться 
на 
боевом опыте, сделало для нас, фронтовиков, такую учебу жизненной потребностью, 

правилом, законом.

В самом деле, ведь новое пополнение прибывало в авиацию из школ, которые 
готовили молодых летчиков по старой, давно составленной программе, для таких 
машин, как "чайка", И-16. Прибыв на фронт, летчик сразу попадал в почти новый 
для него мир: тактические навыки, приобретенные в школе, были явно 
недостаточными по сравнению с тем, чего требовала от летчика война. Значит, 
здесь, в полку, мы, старшие товарищи, должны были позаботиться о том, чтобы 
пополнение сразу вооружалось опытом, приобретенным нашей кровью, чтобы оно не 
повторяло наших ошибок. Поэтому командиры полков ставили учебу летчиков в один 
ряд с боевой работой.

Значение неустанного повышения профессионального военного мастерства я понял 
после своих первых неудач и побед над врагом. Передавать опыт молодым было для 
меня самого очень полезным: в таких беседах глубже осмысливалось главное, 
существенное, восстанавливалось в памяти забытое.

Я рассказывал молодым истребителям о преимуществе пары перед тройкой, о 
наиболее 
выгодных заходах при штурмовке наземных объектов, о том, как маневрировать в 
зоне зенитного обстрела, о вооружении и тактике вражеской авиации. Были 
самокритично разобраны причины моих неудач, ошибки Семенова, Миронова и других 
однополчан. Я рисовал на классной доске силуэты вражеских самолетов и объяснял, 

под какими ракурсами, с какого расстояния по ним нужно вести огонь. Не забыл 
рассказать и о двух сантиметрах, спасших мне жизнь.

Завершающим этапом обучения явилась практическая отработка элементов воздушного 

боя на МИГе. Ребята "дрались" с азартом, приемы выполняли с академической 
тщательностью и порой забывали, что фронт совсем рядом.

Однажды, когда два молодых летчика вели поединок, в зоне вдруг появился 
"юнкерс-
88". Он шел прямо на аэродром. Я и встревожился и обрадовался; сейчас "мои 
курсанты" покажут, на что они способны.

Но что это? "Юнкере" уже на подступах, а наши истребители продолжают кружиться, 

преследуя один другого, Неужели они не видят его?

Я кинулся к своему МИГу и взлетел. Вражеский разведчик, однако, успел сбросить 
бомбы (они упали где-то на окраине) и скрылся в облаках. Если бы между 
самолетами была радиосвязь, я бы, конечно, навел ребят на противника, ведь они 
все еще продолжали "бой".

- Видно, вы уже переучились, - сказал я этим двум молодцам, когда они явились