воздушных боях! Скромный, застенчивый человек, прямой и честный товарищ, 
настоящий боевой друг.

Я постоял у свежей могилы с дощатым обелиском. Техник вырезал из дюраля 
звездочку и под ней, после фамилии, имени и отчества летчика, написал 
чернильным 
карандашом: "Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость 
нашей 
Родины!"

Сколько обелисков с такими надписями осталось на просторах от Прута до Дона! Я 
вспоминал о наших первых могилах у западных границ СССР. Эта, над которой я 
склонился, была самой крайней на востоке. Будут ли они появляться еще дальше, 
за 
Доном? Тяжело было думать об этом...

Возвратившись на КП, я попросил, чтобы меня сразу же послали на боевое задание. 

Виктор Петрович понимающе посмотрел на меня, сказал свое обычное "хорошо" и 
вдруг спросил:

- Ты что-нибудь слышал о летчике Посте?

- Читал о нем, товарищ командир.

- Знаешь, что такое глубина зрения? Я растерялся, не зная, что отвечать.

- Так вот, - продолжал Иванов, - человек определяет расстояние двумя глазами. 
Есть такие исключительные люди, которые могут это делать и одним. Но ты, 
Покрышкин, не одноглазый Пост, который прекрасно летал и над сушей и над водой. 

По крайней мере нет нужды экспериментировать. Поезжай-ка ты на своей полуторке 
за Дон и организуй там переучивание молодых летчиков на МИГ-3. Они у нас летают 

на "чайках" и на "ишаках", а нам могут подбросить и новенькую технику.

Я не соглашался. Школьным, тыловым душком отдавало от этого задания. А мне 
хотелось воевать, сражаться. Виктор Петрович тем же спокойным тоном продолжал:

- Сначала денька три-четыре порассуждай с ними по теоретическим вопросам, 
поделись опытом, свои выводы преподнеси. За это время глаз подживет, и тогда ты 

с каждым полетаешь. Словом, хорошо получится. Так что не капризничай. Кому-то 
ведь надо готовить молодежь.

Я пожал Виктору Петровичу руку. Простился с друзьями и поехал машиной на 
задонский аэродром. Со мной отправились Никитин, Труд, Супрун и пятеро совсем 
молодых летчиков, еще не нюхавших пороха войны. Второй раз мне пришлось взяться 

за подготовку летной молодежи.




Низкое небо


Стояла осень. Здесь, в Зернограде, ее солнечные, прохладные дни напоминали о 
мирных днях ласкового бабьего лета, а сельские степи с лесополосами, скирдами 
золотистой соломы - об украинских равнинах, причерноморских богатых краях, 
оставленных нами.

В эти дни конца октября 1941 года я, как и каждый фронтовик, жил, волновался 
тем, что происходило на своем фронте, и судьбой Москвы. У Ростова шли 
напряженные бои за город, немцы рвались к нему, чтобы перерезать железную 
дорогу, связывающую Кубань и весь Кавказ с центральной частью России, лишить 
север богатств юга. Ростов героически защищался: здесь стойко дрались войска и 
ополченцы, сюда непрерывно подходили резервы из тыловых пунктов формирования и 
военных заводов, к которым уже приблизился фронт.

При первом взгляде на карту можно было сразу понять, что немцы намереваются 
захватить Ростов обходом на Новочеркасск и Шахты. Это предвидело наше 
командование. В этом районе сосредоточивались большие силы.

Тревожили, заставляли глубоко задумываться сообщения о битве под Москвой, у 
Ленинграда. Чем короче были эти сообщения, тем больше говорили они нам о 
напряженной, трудной обстановке. Газеты приходили с опозданием. Но их, 
приносивших уже устаревшие вести, ожидали каждый день. Упоминание о населенных 
пунктах, расположенных недалеко от Москвы и Ленинграда, где шли бои, вызвали во