- Знаешь что, старший лейтенант, - заговорил он, продолжая заниматься своим - 
запихивать в разбухшую полевую сумку какой-то сверток. По его голосу я почти 
догадался, что он скажет дальше. Генерал посмотрел сурово мне в лицо: - Если ты 

сам выберешься отсюда, будет очень хорошо. А самолет сожги.

- Понятно, товарищ генерал. Но тяжело... Свой МИГ.

- Сожги. С ним из окружения не выбраться.

- Есть сжечь.

Я отдал честь, повернулся и пошел, взбираясь по крутой тропинке. Только 
поднялся 
на гору, заметил в поле небольшую скирдочку.

Пламя охватило солому, загорелся самолет.

Я и моя команда смотрели на это грустное зрелище, пока остов МИГа не привалило 
жаром от соломы. Потом я вскочил в свою полуторку, сержант в ЗИС. Куда я хотел 
ехать, наверное, сам себе не отдавал отчета. Может быть, просто подальше от 
этого села, чтобы не видеть больше костра, не видеть беспомощных генералов, 
командиров, этих могущественных и никчемных сейчас гаубиц на гусеничном ходу.

Мы подъехали к стоявшему в отдалении ряду хат. Навстречу мчались повозки, 
запряженные лошадьми. Их было около десяти. Повозочные стояли на ногах и что 
было силы секли кнутами лошадей. Мы подвернули к одной хате, выступавшей к 
дороге.

Из погреба вылезла женщина и, пригибаясь, подбежала ко мне.

- Ой, що ж вы робите з нами? Як побачать же машину, спалять же нашу хату.

В воздухе свистели пули. Мы завели машины. Прижимаясь к садам, я поехал впереди.
 
Надо было возвращаться к посадке, к скрытой стоянке. Через некоторое время я 
оглянулся, ЗИСа позади не было. Подождал у посадки. Сержанта я считал своим 
самым надежным попутчиком. Но теперь вспомнил, как он предлагал мне гражданскую 

одежду, рассказывал, что уже раз таким образом выбирался из окружения. Я тогда 
категорически отказался от его услуг и ему посоветовал идти вперед воином, 
смело 
смотреть в глаза опасности.

Знать, не дошли до него мои слова.

К стоянке, куда я вернулся, прибывали все новые машины. На одной из них я 
увидел 
много девушек. Присмотрелся к ним и узнал знакомую медицинскую сестру, которая 
перевязывала мне глаз. Значит, госпиталь оставлен, раненых тоже не успели 
вывезти. Что было бы со мной? А где теперь Комлев?

На моей машине сидит несколько десятков солдат. Они боятся оставить ее, ждут 
ночи. Я в кабине, думаю о том, какой трудной будет езда в темноте, а водить я 
умею плоховато. Встав на подножку, спрашиваю:

- Есть среди вас шоферы?

- Есть, - откликается боец.

- Иди сюда, принимай машину!

Шофер-солдат обрадовался такому случаю. Проверив мотор, скаты, он сел за руль и,
 
с благодарностью взглянув на меня, улыбнулся.

- Пробьемся? - спросил я, чтобы услышать его голос.

- Вместе со всеми - обязательно! Нам бы только через Берду, через Каратыш... 
Берега у них крутые, я здешний, знаю.

- Раз лучше меня знаешь эту местность, тебе и руль в руки.

Солнце, просвечиваясь сквозь разрывы в облаках, опускалось в степи, за посадки.

Наверное, так бывает во время "психической" атаки: надо идти вперед, только 
вперед, не обращая внимания на свист пуль, на падающих рядом убитых и раненых 
товарищей. Побеждают те, кто не дрогнул, не повернул обратно.

Всех, кто был в овраге, в лесополосе, кто ждал ночи, чтобы прорваться на восток,