Сразу стало веселее. Я подошел к молодому артиллерийскому командиру, 
представился, сказал, кто я, откуда и что со мной случилось.

- Держись с нами, - сказал он, не глядя мне в глаза. - Мы ведем арьергардные 
бои, сдерживаем наступающие немецкие части.

По его тону не трудно было понять, что дела плохи.

- Вон там штаб укладывается. Свяжитесь с ними, - посоветовал мне командир.

Со штабными машинами, среди которых был и броневичок, мы выбрались на другую 
окраину села. Тут, у лесополосы, собралось уже несколько десятков машин, 
самоходных гаубиц, много солдат и командиров, по виду - преимущественно 
штабного 
народа. Стояли и совсем брошенные, с открытыми дверцами, наполовину "раздетые" 
грузовые автомобили.

Когда над нами появились вражеские самолеты, все убежали от машин и орудий в 
лесополосу. Но вот настала тишина, мы возвратились к колонне. Стоим, чего-то 
ждем. Я перехожу от одной кучки людей к другой, пытаюсь расслышать что-то более 

определенное о здешней обстановке, о намерениях командиров. Говорят, что днем 
никуда прорваться нельзя. Надо ждать ночи, собраться всем в один кулак и 
двигаться.

Ясно - будем ждать ночи.

А может быть, самим попробовать? Может, вся эта боязнь и суматоха лишь 
порождение паники? Может, там, южнее, тишина и спокойствие?

Осматривая брошенные грузовики, я заметил, что одна новенькая полуторка была 
совсем исправна. Горючее тоже есть. Позвал сержанта. Тот продул бензопровод - 
завелась. Теперь мы можем двигаться двумя машинами. Я сел за руль. Пассажиров 
сразу набежало и ко мне полным-полно.

Нет, стоять до вечера не будем, и мы отправляемся в объезд Черниговки. Немного 
проехали - увидели в лесочке "эмку", какую-то спецмашину. Завернули туда в 
надежде разузнать что-нибудь от начальства. Вижу, по дорожке между деревьями 
возбужденно прохаживается, скорее мечется молодой, красивый, статный генерал. Я 

спрашиваю, как можно добраться с моим самолетом до Володарского.

Он так подавлен своими заботами, так сосредоточен на чем-то, что некоторое 
время 
просто молча смотрит на меня невидящими глазами.

- Что за самолет? - вдруг обронил генерал. Я понял, что нечего мне было 
соваться 
к нему с такими вопросами. Он, видимо, ничего не знает о расположении наших и 
вражеских войск, как и я, и думает, наверно, сейчас о десятках, о сотнях своих 
бойцов, которых потерял, о том, как и куда ему вывести остатки дивизии.

Мне стало не по себе от взгляда этих невидящих, красных, воспаленных от пыли, 
недосыпания, а может быть, и слез, молодых глаз.

- Как мне быть, товарищ генерал? - все же решился я повторить вопрос, объяснив 
еще раз, кто я и чего хочу от него.

- Как быть?.. Вон там, ниже, в овражке, штаб ВВС. Пусть они советуют.

ВВС - это звучит знакомо и обнадеживающе. Значит, здесь штаб какой-то армии, 
ибо 
только при армиях есть штабы военно-воздушных сил. Мне нужно увидеть 
авиационного командира.

В овраге - пепел сожженных бумаг, разбросанные противогазы, какие-то 
перевернутые ящики. Среди людей издали узнал по голубым петлицам авиатора. Это 
был полный, невысокого роста генерал-майор, дававший какие-то указания штабным 
командирам. Я так обрадовался ему и другим авиаторам, что не дождался даже 
окончания разговора.

- Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор?

- Обращайтесь, - ответил он.

Я рассказал о своем путешествии с МИГом на прицепе. Генерал внимательно 
посмотрел на меня. В его спокойных, но уставших глазах я прочел одобрение того, 

что я делал до сих пор. Но он не высказал мне его.