- Разрешите нам взять пару бутылок КС. Если не поднимем, тогда...

- Разрешаю.

- А если поднимем, товарищ командир, я прошу ваших солдат последовать со мной.

- Двигайтесь на Пологи. Мы отходим в том направлении.

- Есть! - Я схватил в темноте его руку и крепко пожал ее.

Это было прощанье с хорошим человеком. Его солдаты, наша машина и я в Малую 
Токмачку больше не возвратились. Нам понадобилось немного времени, чтобы 
сделать 
подкоп под самолет, поставить его на колеса, положить его хвост на кузов. Без 
промедления наш спаренный агрегат - ЗИС и МИГ - двинулся по дороге на Пологи.

В ночном путешествии с самолетом на прицепе никому из нас не пришлось даже 
вздремнуть. Переезды, мосты, повороты, встречные машины - везде надо было 
осмотреться, предупредить, чтобы не задеть крыльями. Продвигались медленно, но 
без приключений. Только утром остановились у крайней хаты небольшого села.

Собственно, мы бы и здесь не сделали остановки, если бы не стадо коров. Оно 
двигалось, заняв всю дорогу. Мы вынуждены были подождать. Из кабины я увидел у 
ворот женщину. Наверно, она тоже выгнала со двора свою корову и смотрела, пока 
пастух пройдет дальше, за село. Я засмотрелся на нее, прислонившуюся к столбу, 
печальную.

- Вот бы попросить у нее чего-нибудь перекусить, - посоветовал сержант. 
Напоминание сержанта было своевременным: ведь со мной три человека, которые 
много потрудились, не спали.

- Доброе утро! - поприветствовал я женщину, приблизясь к ней.

- Здравствуйте, - тихо ответила она.

- Не найдется ли у вас чего-нибудь покушать? Она все еще не шелохнулась и не 
сводила с меня своих грустных глаз.

- Найдется, - сказала она по-украински и вздохнула. - А вы, значит, оставляете 
нас? На немцев?

Я посмотрел на ее старенькие туфли с мужской ноги - мужа ли, сына.

- Кушать у нас всего хватит. Земля родила... Кому это все теперь достанется?

Ее глубокую грусть и задумчивость выражала не только поза - одинокая женщина-
мать у ворот, - но и ее лицо, глаза. Она смотрела на нас, на наш самолет, на 
меня, перебинтованного.

Затем я увидел, как она повернулась, услышал, как она сказала: "Идемте. Зовите 
товаришив", как на ее ногах хлопали большие мужские туфли, но меня словно 
притянула к себе эта земля, словно приковали к ней тяжелые, как камень, слова 
этой женщины: "Оставляете нас".

Я обернулся и быстро пошел к машине. Шофер уставился на меня, ждал, что скажу.

- Поехали! Стадо прошло, не видишь! Поехали!

Машина двинулась дальше, мимо дворов. Да, мы действительно оставляли эти 
живописные, чудесные украинские села, этих трудолюбивых людей, добытые ими 
богатства, как оставили Молдавию, Прибалтику, Белоруссию, большие просторы 
земли 
русской... Знаешь это, помнишь об этом каждый день, где-то в душе эта мысль 
отложилась в скипевшийся ком злости, непримиримости к врагу, но сознавать это 
перед глазами простой женщины - жены и матери - невыносимо. Нет, я больше не 
зайду ни в одну хату, ни в один дом, пока не смогу прямо посмотреть в глаза 
женщине, ребенку.

- Не зайду!

Мы остановились уже за селом: надо было спросить у ребят дорогу. Они слетелись 
к 
нам, как воробьи, их вдруг собралось очень много. Один перед другим они 
старались объяснить нам, куда ехать, глазели на самолет. А солдаты между тем 
обнаружили в их руках пчелиные соты с медом.

- Где добыли? - уставился сержант на одного пацана.

- Там пасеку раздают людям.