группу. Оглядываюсь и вижу: самолет Селиверстова уже тащит за собой черный 
шлейф 
дыма. Вот выбросился летчик, и МИГ продолжает свой последний полет без человека.
 
Пламя его взрыва на земле сливается с кровавым закатом.

Внимательно смотрим на спасенную дорогу. На ней как раз появилась большая 
колонна наших войск. Машины, разваливая копны хлеба, обгоняют орудия на конной 
тяге. У бойцов за плечами винтовки, все в касках. Хочется смотреть на них, 
почувствовать их силу и уверенность. Это так необходимо душе.

Селиверстов возвратился в полк на колхозной автомашине. По его виду мы поняли, 
что если бы он задержался в самолете еще хотя бы на минуту, то, возможно, и не 
остался бы в живых.

Друзья сразу же окружили Селиверстова и начали над ним подтрунивать. Один из 
летчиков оттягивал покоробившуюся от огня полу реглана, второй предлагал 
поменяться сапогами.

- Теперь походишь за командиром БАО, - под общий смех заметил Фигичев. - Прежде 

чем что-либо выдать или заменить, он тебе прочтет несколько лекций о сроках 
носки обмундирования.

На следующее утро, едва мы сели завтракать, послышался гул моторов.

- Наши! Пошли на бомбежку, - сказал Матвеев, указав на появившуюся в небе 
группу 
самолетов.

Я взглянул в ту сторону: с востока к аэродрому приближались "хейнкели".

- Это немцы! - крикнул я и кинулся к самолету. Моя машина стояла на самом краю 
аэродрома. Пока добежал до нее, несколько раз упал, запутавшись ногами в густой 

гречихе.

Когда схватил лежавший под крылом парашют, услышал свист падающих бомб. 
Инстинктивно прижался к фюзеляжу, словно он мог защитить меня от осколков.

Несколько взрывов качнули землю, и в воздухе снова повис гул "хейнкелей". Они 
делали второй заход.

- Чувашкин! - звал я техника. - Убирай маскировку!

Никого. Я успел отбросить несколько больших веток. А вот и бомбы...

Они легли около моего самолета. Я слышал, как самая близкая ко мне ударилась о 
землю.

И на этот раз мое счастье, моя судьба таились где-то в тех огромных железных 
болванках, которые упали в землю и остались там.

Бомбы не взорвались. Они заставили меня поверить в то, что я сильнее самого 
страшного оружия, что я пройду все испытания. В те минуты тишины после налета я 

подумал об этом проще: никогда не буду прятаться от врага и останусь жив. С 
точки зрения военной такой вывод был безрассудством, но он пришел ко мне.

Много бомб насыпали немцы на наш аэродром, но мы отделались, как говорится, 
испугом. А после завтрака сразу же объявили приказ: готовиться к перелету. Наша 

новая точка - Тузлы.

У КП столпились летчики: Никандрыч выдает новые карты. На них один угол голубой.


Море!

На наших потертых картах его не было.

Море на карте напомнило мне об одном чудесном человеке - летчике, с которым я 
встретился в доме отдыха, в Хосте. Я давно ничего не слышал о нем. Если бы он 
сегодня узнал о том, что я стал истребителем, что я сражаюсь с врагами на 
фронте, он был бы рад. Встретимся ли мы с ним когда-нибудь?

Виктор Петрович рассказывает о Тузлах. Он летал туда. Его внимательно слушают. 
С 
его слов можно понять, что там, под Николаевом, спокойно, как в глубоком тылу. 
После сегодняшнего налета Тузлы представляются нам сказочным приморским уголком,