|
- Кто?
- Не запомнил фамилию.
- Во время налета?
- Нет. "Хеншель" появился над аэродромом. Разведчик, наверно. За ним погнались
наши, двое. Один такой черный, с бакенбардами.
- Фигичев погиб?
- Нет, он вернулся. Погиб его напарник. Забыл фамилию. Хотел выручить Фигичева..
.
- Как все это произошло?
- Да так, - неохотно поясняет лейтенант. - Этого "хеншеля" прикрывали
"мессершмитты". И закружили нашу пару. Одного нашего - никак не вспомню фамилию
- подбили, и он сел возле деревни. Там его перевязали, ранен был. А Фигичев
продолжал драться с шестеркой "мессеров". Раненый увидел, что немцы зажимают
Фигичева, и запустил свой самолет. Говорят, взлетел он как положено и высоту
набрал. Потом вдруг камнем пошел к земле. Там и похоронили его. Высокий такой,
блондин.
- Дьяченко?
- Точно, он.
Я забыл о просьбе лейтенанта и, не помня себя, пошел в направлении своего
самолета. Слышал, как он окликнул меня, чтобы я крутнул винт, но я не мог
возвратиться. Молодым летчикам не нужно видеть слезы.
Дьяченко... Значит, смерть выхватила товарища, который шел совсем рядом со мной,
а
я рядом с ним. Я привык к Дьяченко в полетах. В бою мне казалось, что он
неуязвим. Он был мужественным, бесстрашным бойцом и этими своими чертами
полюбился мне. Он был резковат, но добр и смел. Он и я, мы как-то притерлись
один к другому своими характерами, я русский, сибиряк, он степняк, украинец. Я
чувствовал себя сильнее, когда знал, что Дьяченко летит рядом со мной. Надежный
летчик рядом - это твоя опора, твоя уверенность, твоя окрыленность и твой успех.
Я подошел к своему самолету. Техники ставили на место колесо. Нужно было
немного
подождать, но я не задержался возле них, чтобы не стали расспрашивать. Да и
говорить ни о чем не мог. Ни о чем. Мы с Дьяченко были друзьями больше в
воздухе, чем на земле. С ним в моей памяти связывались все бои, все дни войны.
Теперь, без него, мне казалось, у меня не было никого близкого, я словно
лишился
всего. Я думал о нем, о наших совместных полетах, боях.
- Готов! - услышал я.
Пожал замасленные руки товарищам и поднялся в кабину. Мотор, словно тоже
истосковавшийся по работе, хватанул винтом воздух.
До свидания, Котовск! Полет, который так волновал меня, продлился целых два дня.
Лишь сегодня я расскажу товарищам о случае в воздухе с разрывом снаряда, об
экипаже СУ-2, совершившем подвиг.
В воздухе снова вспоминаю о Дьяченко. Теперь, под рокот мотора, я думаю о его
соколиной смерти. На память приходит "Песня о Соколе".
"...Ты храбро бился! Ты видел небо... О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты
кровью... Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь
живым
примером..."
Моя душа наполнилась гордостью за Дьяченко. Он, раненный, рванулся в небо на
помощь Фигичеву - это в его характере. Он считал для себя позором сидеть на
земле, когда его товарищ дерется один. Жаль только, что он мало успел сделать.
Его сил, энергии и мужества хватило бы еще на многих врагов.
Маяки... С высоты различаю опустевшую стоянку. Самолет Дьяченко всегда стоял
рядом
с моим.
|
|