Мы снимали комнату у бывшего крупного торговца. Свои два больших дома он сдавал 

внаем жильцам. Хозяев мы видели редко. Об их появлении в доме напоминали острые 

запахи, доносившиеся из кухни в коридор. Их прислуга по-прежнему старательно 
убирала и нашу комнату.

Возвратившись домой, я хотел заняться укладкой вещей в дорогу, как в дверь 
постучали. Вошел хозяин. Сегодня старик бодрее, чем всегда. Он остановился 
передо мной в решительной позе и, ткнув пальцем в потолок, спросил:

- Видели их?

- Кого? - пожал я плечами, хотя сразу понял, о чем идет речь.

- И ваши ничего им не могут сделать. Ничего! - горячо продолжал хозяин. - 
Как-то 
в разговоре с вами, господин офицер, я наугад сказал, что через год немец будет 

здесь. И не ошибся. Год прошел - и вот он появился.

- Что ж, - притворно вздохнул я, - все складывается по-вашему. Может быть, и 
магазин вам скоро вернут.

- Не шутите, господин офицер. Я всегда считал вас серьезным человеком. О них, - 

он снова указал в небо, туда, где недавно пролетел немецкий авиаразведчик, - мы,
 
евреи, кое-что знаем. Немец мне возвратит магазин? Ай, зачем вы это говорите!.. 

Я старый человек и готов дожить свой век при какой угодно власти, только не при 

Гитлере.

- Но вы же рады тому, что немцы пролетают над Бельцами?

- Кто вам сказал, что я рад?

- По вас вижу.

- Зачем так говорить? Я думаю о Румынии. Там остались мои братья, сестра. 
Раньше 
я виделся с ними каждое воскресенье, а теперь... О, Букурешт! Увидели бы вы, 
какой 
это город!

- Когда-нибудь его увижу, - ответил я убежденно. Хозяин широко раскрыл глаза, 
ожидая, что я скажу дальше.

Надо было менять тему разговора.

- Плату за комнату вы получите сегодня. Хозяин, не дослушав меня, повернулся и 
вышел.

Я вытащил из-под кровати чемодан, в котором хранил холостяцкие пожитки, и начал 

отбирать самое необходимое для жизни в лагере. Коверкотовая гимнастерка... 
Нужно 
взять. Новые брюки - тоже. Белье, платочки, полотенце. Альбом для рисования - 
обязательно. Книжонка. А это что? Ай-ай, какой же я растяпа! До сих пор не 
отослал сестре отрезы, купленные еще зимой. А ведь готовил подарок к весне. Как 

бы она обрадовалась белому шелку с набивными цветами! Да и черный с белыми 
штрихами крепдешин ей понравился бы не меньше.

Мария моложе меня на два года. Она единственная сестра у нас, пятерых братьев. 
В 
детстве ей жилось труднее, чем нам: слишком рано легли на ее плечи домашние 
заботы, и в школу надо было поспевать. Все братья любили Марию, готовы были 
защитить ее от обидчиков, но она никогда ни на кого не жаловалась - такой уж у 
нее характер.

Мысли о сестре перенесли меня в Новосибирск. Далекий, но близкий сердцу город! 
Вот наш домик на берегу Каменки. Последний раз я побывал в нем в 1937 году, а 
потом все никак не удавалось выбраться. Стихия летной жизни захватила меня. 
Долго и трудно шел я к ней, словно поднимался на высокий крутой перевал. И вот 
взошел на него и никак не нагляжусь на открывшийся простор.

Я люблю летать. Стремлюсь быть в числе лучших. Опыт летчиков-истребителей,