|
- Тьфу ты! А я-то думал, в самом деле беда свалилась.
- Да, беда, и немалая.
- Брось хандрить! Найдутся, На войне всякое бывает, надо ко всему привыкать. В
Монголии среди пустыни садились. Случалось, что наш летчик, выбросившись с
парашютом, сталкивался со сбитым им самураем прямо в дикой степи. На ножах
дрались... А здесь кругом своя земля. Так что завтра притопают как миленькие.
Давай-ка подкрепимся. - И он пододвинул мне стакан со ста граммами.
- Закончил курсы? - спросил я.
- Какие теперь курсы! Отпустили, еле отпросился.
- Как там в городе?
- Тишина.
- Мне бы хоть денек такой тишины.
- А я вот не выдержал. Панкратов где?
- Оставлен на курсах инструктором.
Возле нашего стола остановился командир третьей эскадрильи Назаров. Кивнув на
пустые скамейки, он с усмешкой сказал:
- О, оказывается, командир-то здесь! А я считал, что и его нет. Вот ситуация:
водки много, а пить некому.
Я знал, что Назаров несправедливо таит обиду на меня.
А ведь прошло почти два года с тех пор, когда произошел случай, обозливший его.
По прибытии из школы в полк я был зачислен в его звено. Мы с Мироновым стали
его
ведомыми. Однажды из-за небрежности командира чуть не произошло столкновение в
воздухе. Назарова тогда строго наказали, а к нам назначили другого командира.
Соколов рассказал, как в условиях фронта можно выправить согнутые лопасти винта.
Техники, конечно, уже знают опыт Халхин-Гола. У нас два самолета стоят с
поврежденными во время приземления винтами. Мне представляется картина, как
сейчас на аэродроме в Сынжерее ребята бьют кувалдой по дюралевым лопастям,
стараясь, чтобы до утра самолет был в полной боевой исправности. Светлее
становится на душе. Если до утра будут устранены повреждения на машинах
Селиверстова и Дьяченко, если группа Фигичева сидит где-то недалеко отсюда, то
завтра нам будет на чем работать.
Я снова отправился на аэродром звонить по телефону. Когда связался со штабом
дивизии, неожиданно попал на командира.
- Кто это? - спросил он.
- Старший лейтенант Покрышкин.
- Покрышкин? Где твоя эскадрилья?!
Попробовал объяснить все по порядку, но сразу почувствовал, что комдив вложил
иной смысл в свой вопрос. Он дал понять, что вся вина за случившееся лежит на
мне.
В полночь возвращаюсь с аэродрома один. Тишина... Подышать бы чудесным
безмолвием,
которого так не хватает днем. Но мысли о завтрашнем дне заставляют забыть обо
всем.
Пробираюсь к своей койке, укладываюсь, думаю о Фигичеве. Неужели он сделал это
нарочно, подогретый завистью ко мне? По летному стажу он старше меня, а
эскадрильей поручили командовать мне. Потом вспоминается приказ комдива о
вылете
в грозу.
За окном успокаивающая тишина, лицо приятно обвевает свежее, прохладное дыхание
ночи. Друзья сладко похрапывают.
...На следующее утро наш "законный" командир Соколов стал принимать эскадрилью.
Я
|
|