отношение к своему делу и выполняешь его почти формально. Если я, очутившись 
перед грозовой тучей, возвращусь домой, мне комдив не поверит, что сделано это 
не из упрямства. А то еще обвинит в трусости.

До войны мне однажды пришлось увидеть, как молния попала в самолет, и он, падая,
 
сгорел как спичка. Ищу, где туча пореже, и устремляюсь в это затянутое сеткой 
дождя окно.

Здесь, за черной стеной, чудесная погода: прямо перед нами за горизонт садится 
солнце, на мокрых дорогах блестят лужи, стекла немецких машин.

Мы в несколько заходов проштурмовали вражеские войска и легли на обратный курс.

И снова перед нами бушующая туча, теперь еще гуще. Ни одного просвета. Идем 
напролом. Из дня влетаем прямо в ночь. Вспышка молнии наполняет черный дождевой 

мрак ослепительным светом. Молния рядом. Но думаешь не о ней. Заботишься только 

о том, чтобы не отклониться от своего направления: где-то вблизи летят товарищи.
 
Приборов не видно.

Минута длится очень долго. Но вот впереди уже забрезжил свет. В полумраке видны 

очертания местности. Звено Фигичева выскакивает из облаков рядом с моим. После 
такой тьмы приятно увидеть самолеты всей группы.

Однако здесь, по эту сторону тучи, в самом деле ночь. Куда лететь? Как 
добираться до Маяков?

Лучше всего найти железную дорогу, над ней дойти до Котовска, а оттуда домой 
рукой подать.

Некоторое время вся группа идет за мной. Но что это? Фигичев вдруг отвалил в 
сторону, за ним повернули и его ведомые. Куда он повел звено? Что за своеволие!

Бросаюсь в погоню, но самолеты словно растворяются в сумерках. Убедившись, что 
искать их бесполезно, выхожу на Маяки.

Сели в темноте, с фарами. На стоянке звена Фигичева не оказалось. Техник что-то 

мне говорит, а я думаю о своем. Из всей эскадрильи на аэродром возвратилась 
всего одна пара. Где же сели остальные самолеты, куда повел их Фигичев? А что, 
если заблудятся и ''идут в Молдавию? Нет, не может быть! Там, на западе, 
высекает молнии неутихающая гроза - надежный ориентир. Ну, а если они 
приземлились где-нибудь у соседей? Все равно должны были сообщить о себе.

С тяжелыми думами прихожу на КП. Виктор Петрович начинает обзванивать аэродромы,
 
а я стою и проклинаю Фигичева. Нигде его нет - ни в Григориополе, ни в Котовске.


Иванов кладет трубку и говорит:

- Поехали на ужин! К утру все прояснится.

- Конечно, найдутся, - успокаивает Никандрыч, укладывая в папку какие-то 
бумаги. - Да, товарищ майор, Соколов прибыл.

- Очень хорошо, что прибыл, - заключает Иванов и внимательно смотрит на меня.

- Зачем так поздно нас выпустили на задание? - спрашиваю его убитым голосом.

- Вот завтра сюда прибудет сам, его и спросишь, - отвечает командир. - 
Понимаешь?

- Понимаю.

- Поехали.

В столовой было уже полно народу. Только за столом нашей эскадрильи сидел всего 

один человек - Анатолий Соколов. Улыбаясь, он шагнул мне навстречу, но, заметив,
 
что я темнее тучи, озабоченно спросил:

- Что случилось?

Когда я рассказал, как потерял звено Фигичева, он даже рассмеялся.