Идем на высоте полторы тысячи метров. Через несколько минут мы уже над Бельцами.
 
Наш аэродром вдоль и поперек изрыт воронками. На нем ни души: пусто, мертво. На 

улицах дымящегося города тоже никаких признаков жизни, словно после страшной 
бури.

За Бельцами увидели поредевшую колонну немцев. Скорее всего это та, по которой 
мы били сегодня. Она двигалась на восток. Кое-где на полях заметны следы 
гусениц:

здесь шли танковые бои.

Сгущающиеся сумерки мешают отыскать то, что больше всего хотелось бы атаковать: 

вражеские автомашины. В небе тоже ни одной цели.

Но вот в стороне, чуть выше нас, кажется, летит "хеншель-126". Он совсем близко.
 
Но почему я не сразу заметил его? Наверно, потому, что самолет был ниже меня и 
сливался с темным фоном земли. Если так, значит и он меня не заметит, если я 
окажусь ниже его. Разворачиваюсь и иду на сближение. "Хеншель" не реагирует. 
Значит, его экипаж целиком поглощен корректировкой огня своей артиллерии.

Нажимаю на гашетку. Огненная трасса тянется к немецкому самолету и прошивает 
снизу фюзеляж и мотор. На меня летят какие-то белые куски. Что это? Я его 
пулями, а он меня листовками? Да это же куски дюраля!

Взмываю вверх, перекладываю машину на крыло и гляжу вниз. "Хеншель", оставляя 
шлейф дыма, падает крутой спиралью. Кажется, сбит. Нет, это всего-навсего 
хитрость. У самой земли вражеский разведчик переходит в горизонтальный полет и 
направляется к Пруту. Взглянув на группу (Лукашевич идет за мной, тройка - чуть 

в стороне), бросаюсь за "хеншелем". От земли навстречу мне тянутся огненные 
трассы зенитных снарядов. Они, словно щупальца, ищут жертву. Но в такие минуты 
забываешь об опасности: впереди недобитый враг, надо его доконать. Даже когда 
пуля обжигает подбородок, я не отвожу глаз от "хеншеля". Вот он - в прицеле. 
Теперь ему не уйти. Расстреливаю его, как фанерный макет. На этот раз он падает 

без обмана.

Набираю высоту, осматриваюсь, хочу понять, что со мной произошло; тронул рукой 
подбородок - болит, на перчатке - кровь. Поворачиваю голову вправо и вижу: 
фонарь пробит пулей. И вдруг в небе замечаю еще одного "хеншеля". Нет, это не 
наваждение. Как и только что сбитый, он беззаботно летит, не замечая меня, 
может 
быть сменять первого корректировщика.

Делаю заход и атакую. Вражеский летчик прибегает к той же хитрости - свалившись 

в штопор, имитирует падение. Ничего не скажешь - искусно притворяется.

Быстро перевожу самолет в крутое, почти вертикальное пике, чтобы расстрелять 
"хеншеля". Земля стремительно несется мне навстречу. Слышу, как что-то 
отрывается от моей машины, и в лицо мне ударяет тугая струя воздуха. Тяну 
штурвал на себя. От резкого маневра на мгновение теряю сознание. Вывожу самолет 

буквально в нескольких метрах от земли. Гляжу: где же "хеншель"? Он на земле, 
горит! Значит, это была не имитация.

Только теперь осознаю, что и сам я был на волосок от гибели - погорячившись, я 
погнался за врагом, которого вообще не нужно было преследовать: он падал по-
настоящему.

Возвращаемся в Маяки. Группа идет плотным строем. Все обошлось благополучно, но 

я никак не могу успокоиться и ругаю себя за горячность.

Садились уже в сумерках. И все-таки техник сразу заметил, что на моей машине 
нет 
фонаря. Подбегает ко мне и испуганно спрашивает:

- Что с вами, товарищ командир?

- Ничего, - отвечаю ему, - все в порядке.

- А почему у вас лицо в крови?

- В крови? Это не беда. Хуже, что машине здорово досталось. Опять тебе придется