хотелось повидаться, побеседовать. Я завидовал тем, кто уже дрался с врагом. 
Эту 
зависть поддерживало во мне сожаление, что наша эскадрилья зимой 1940 года так 
и 
не успела отправиться на финский фронт: самолеты уже стояли погруженными на 
железнодорожные платформы, а мы, летчики, в минуты раздумий не раз представляли 

себе, как проносимся над снегами, окопами, дзотами.

В штабе сообщили, что два МИ Га уже готовы к перегону, но вылет не разрешили. 
Погода на маршруте испортилась окончательно. Выделив нам палатку для отдыха, 
начальник пошутил:

- Пропишем вас в нашем поселке.

- И надолго? - забеспокоился Дьяченко.

- На неопределенное время.

Три дня, проведенные в этой палатке, и в самом деле показались нам вечностью. 
Мы 
не знали, чем заняться: читали, спали, рассказывали разные истории. И всякий 
раз 
с тоской поглядывали на низкие рваные тучи, которые ползли над холмами 
бесконечной чередой. И откуда они брались? Сколько нагромоздилось их там, на 
западе? Отчего среди лета вдруг разладилась погода?

В душу заползали мрачные предчувствия. Тоска отступала только по вечерам, когда 

в столовой собирались летчики. Мы долго засиживались там за бесконечными 
разговорами о новых самолетах и необыкновенных случаях в авиации.

Душой круга был самый старший из нас, крупный и красивый капитан, умевший 
хорошо 
рассказывать. Я встретился с ним лишь однажды, в Кишиневе, но в беседах с 
летчиками-истребителями довольно часто слышал его имя. Раньше Карманов служил 
испытателем в Москве. Там в чем-то провинился, и его прислали в полк на 
исправление. Здесь он командовал эскадрильей. Все летчики относились к нему с 
уважением. И было за что: летал он отлично, легко ладил с людьми. На хороший 
рассказ Карманова надо было расшевелить. Он любил, когда его внимательно 
слушают 
и иногда поддакивают ему.

В первый вечер, когда я подсел к летчикам за стол, Карманов рассказывал историю,
 
дошедшую к нам из Испании. Я уже слышал о ней.

- Так что, - заключил он, - плечевые привязные ремни тоже могут подвести 
летчика.

- Никогда не думал об этом, - усомнился молодой, но уже совсем седой 
лейтенант. - Что-то не верится.

- "Не думал", - обиделся Карманов. - Это произошло с человеком, которого я 
лично 
знаю. Было такое, понимаешь, а он - "не верится". Девушка, чайку! - бросил 
рассказчик официантке и продолжал: - Мне тот летчик, как вот я тебе за столом, 
рассказывал о своей беде. В Испании он воевал. Однажды его подбили, самолет 
загорелся. Когда пламя проникло в кабину, надо было прыгать, а тут как раз и 
зацепилась лямка парашюта за плечевой ремень. А эту проклятую шнуровку, сам 
знаешь, не перервешь и не перекусишь зубами. Понял ситуацию?

- Понял. Но ведь это редкий случай.

- Такой случай в гроб может загнать. В машинах есть тоже свои аппендиксы. Их 
нужно вырезать и выбрасывать.

- Это плечевые ремни-то? - удивился кто-то.

- Случай не может быть основанием для вывода, - настаивал на своем седой 
лейтенант.

- Нет, - возражал ему Карманов. - Если поучительный случай подробно описать, 
это 
принесет громадную пользу.

- Чего же вы чай не пьете? - спросила подошедшая официантка.

- Чай не вино, много не выпьешь, - ответил Карманов, вставая из-за стола. Он 
был