штаба.

У командного пункта я увидел группу летчиков. Еще издали узнал Крюкова, 
Фигичева, Федорова, Труда, Речкалова, Искрина, Науменко, Вербицкого, Мочалова, 
Бережного... После крепких рукопожатий посыпались вопросы, реплики:

- Ну, как "мессеры"? Лучше наших ЯКов?

- А сколько "худой" берет снарядов?

- Подсчитаешь в бою, когда по тебе выпустит!

- Долго, сатана, стреляет.

- Все равно у него есть своя ахиллесова пята. Точно?

- Конечно!

- Отпустите, братцы, - взмолился я, чувствуя, что разговор затягивается. - Надо 

же доложить о прибытии. Потом все расскажу.

- Давай иди, но учти: сейчас уезжаем.

В землянке темно. Свет коптилки освещает только тех, кто у самого стола. 
Командир полка, сидя на табуретке, держит трубку телефона, читает с листа 
боевое 
донесение за день. После очередной длинной фразы он заметил меня, я отдал честь.
 
Он кивнул: "Подожди".

Подошла Валя. Ее лицо поразило меня своей бледностью. Она приветливо улыбнулась.
 
Я подал ей руку. Ее глаза пытались мне что-то сказать.

Слушая донесение, я представлял, чем был для полка минувший день. Он дышал 
жаром, дымом и пылью Молдавии. Словно бы на этих рубежах война снова начинала 
свой девятый вал. Немцы наводили переправы на Северном Донце, как год тому 
назад 
- на Пруте. Истребители разведывали переправы, штурмовали войска, занимавшие 
плацдармы. Однако здесь почти каждый вылет истребителей происходит в 
содружестве 
с ИЛами. Эти ширококрылые, упрямые горбатые машины занимают добрую половину 
аэродрома. С такими близкими и мощными напарниками на штурмовку ходить 
интересней, чем одним.

- Совсем? - вдруг слышу обращенный ко мне вопрос командира.

- Да. Эксперименты окончены.

- Хорошо! Куда же тебя определить? - Виктор Петрович Иванов внимательно смотрит 

на меня. - Командир вашей эскадрильи уже назначен. Пойдешь к нему заместителем?

- Мне все равно, лишь бы воевать.

- За этим дело не станет. Комэск часто болеет, поэтому тебе придется водить 
эскадрилью.

- Разрешите идти? - говорю я, вспомнив, что меня ожидают летчики.

- Иди. Завтра соберем ребят, расскажешь о "мессершмитте".

- Есть!

Меня подхватили крепкие дружеские руки и подняли в кузов. Когда ехали, Комоса 
протиснулся ко мне.

- С тебя причитается.

- За что? А-а!

- То-то! - Комоса засмеялся. Глаза его теплились.

Проезжая мимо белых украинских хат, мимо стада коров, поднимавшего пыль и 
расползающегося по дворам, думалось о том, что от нас зависит отстоять тишину 
этого села, не дать нарушить ее лязгом гусениц танков и взрывами бомб. Хотелось 

быстрее включиться в боевую работу.