ешейке вначале командующие 7-й и 13-й армиями 
издавали свои инструкции, а когда появился командующий фронтом, он дал свои 
указания как более правильно, на основе опыта и прошлой войны и текущей войны, 
построить боевые порядки для того, чтобы повести их в атаку.
 По нашим предварительным выводам, отмена по существу установленных нашими 
уставами боевых порядков во время атаки линии Маннергейма сразу же дала большие 
успехи и меньшие потери».

 Следует также напомнить, что на этом Совещании выступил с большим 
теоретическим докладом Г. К. Жуков, а после Совещания он даже выиграл в военной 
игре у генерала Павлова. Но реальные немцы с Жуковым не играли и по теориям 
Жукова не воевали. Только в начале войны Сталин трижды поручал Жукову 
самостоятельное проведение наступательных операций и Жуков их трижды решительно 
провалил: под Ельней, под Ленинградом и под Москвой в начале 1942 г.
 Под Ельней, дав Жукову силы и месяц на подготовку, Ставка ему приказала:  «… 
30.8 левофланговыми 24-й и 43-й армиями перейти в наступление с задачами: 
покончить с ельнинской группировкой противника, овладеть Ельней и, нанося в 
дальнейшем удары в направлении Починок и Рославля, к 8.9 выйти на фронт Долгие 
Нивы, Хиславичи, Петровичи». 
 Ни на какой фронт  «Долгие Нивы, Хиславичи, Петровичи» Жуков не вышел, хотя 
немцы организованно отступили и Ельню сдали. Но не понятно благодаря кому – то 
ли Жукову, то ли Гудериану, который ещё с 14 августа просил Генштаб сухопутный 
войск Германии оставить дугу под Ельней и дать ему высвободившиеся войска для 
действий в других направлениях, в частности, для уже порученного ему прорыва на 
Украину.
 Под Ленинградом Жуков вообще оказался неспособен организовать прорыв блокады, 
а под Москвой сорвал общий план Ставки по окружению немцев, не организовав 
взятие Вязьмы и бездарно погубив войска 33-й армии.
 А какой теоретик был!
  Г. К. Жуков 
 Но оставим Жукова и вернёмся ещё к кое-каким теоретическим находкам наших 
генералов, к примеру, к требованиям наших тогдашних уставов, чтобы солдаты в 
обороне рыли не траншеи, а ячейки. В кабинете теоретика это требование выглядит 
блестяще. Ячейка – это круглая яма в рост человека. Боец в ней защищён от 
осколков землёй со всех сторон. А в траншее он с двух сторон защищён плохо. Вот 
эти ячейки и ввели в Устав, запретив рыть траншеи. Под Москвой Рокоссовский 
залез в такую ячейку и переждал в ней артналёт. Понял, что в ячейке солдат 
одинок, он не видит товарищей, раненому ему невозможно помочь, командир не 
может дать ему команду. Рокоссовский распорядился вопреки уставам рыть траншеи. 
А до войны сесть в эту ячейку и представить себе бой было некому? От теорий 
некогда было отвлечься?
 И ведь таких мелочей было тысячи! И из них слагались наши поражения и потери.
  Ротмистров Павел Алексеевич 
 Рассказывал ветеран танкового сражения под Прохоровкой на Курской дуге 1943 г. 
В этом месте 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова контратаковала 
атакующий 3-й танковый корпус немцев. Считается, что в этом сражении 
участвовало 1200 танков и немцы потеряли здесь 400 танков. Но когда после 
сражения к месту боя приехал Жуков, то он сначала собрался отдать Ротмистрова и 
остальных под суд, поскольку на полях сражения не было подбитых немецких танков 
– горели только сотни советских танков, в основном полученных по ленд-лизу 
американских и английских машин. Но вскоре выяснилось, что немцы начали 
отступать, то есть, победили мы, и под суд никого не отдали и начали радоваться 
победе. Вопрос – а куда же делись немецкие подбитые танки? А немцы их за ночь 
все вытащили с поля боя и направили в ремонт. У нас таких мощных ремонтных 
служб не было: мы строили новые танки, а немцы обходились отремонтированными. 
Спасали они не только танки, – в немецком танковом батальоне врач имел 
персональный танк, чтобы оказывать танкистам немедленную помощь прямо на поле 
боя.
 А вот выписка из журнала боевых действий 16 танкового полка, 109 
мотострелковой дивизии РККА, потерявшего все свои танки в ходе контрудара в 
районе Сенно-Лопель:  «За период с 2.07 по 19.07.41 г. Отряд 109 мсд прошёл 
500 км … из 113 танков боевые потери – 12,  остальные вышли из строя по 
техническим причинам ». 
 Но раз мы могли построить танки, значит могли их и отремонтировать, в том 
числе и в полевых условиях, и так же быстро, как и немцы. Почему же мы танки 
бросали? Видимо до войны из Москвы нашим генералам эта проблема не была видна, 
как и Мерецкову, который ничего не имел против полевых уставов, пока не начал 
по ним воевать.
 Кстати, чтобы закончить о рассказе этого ветерана о сражении под Прохоровкой. 
Он был командир танка в этом сражении. Развернувшись в атаку против немцев, их 
рота в дыму и пыли потеряла ориентировку, и открыла огонь по тем танкам, 
которые ей встретились. Те, естественно, открыли огонь по роте. Вскоре 
вышестоящий штаб выяснил, что они стреляют по своим. Но радиостанция во всей 
роте была только в танке этого ветерана. Он вынужден был вылезти из танка и под 
огнём бегать с лопатой от машины к машине, стучать ею по броне, передавая 
выглядывающим танкистам приказ прекратить огонь. Такая была связь, такое было 
управление.
 А мы по-прежнему гордимся: наши пушки могли стрелять дальше всех! Это, конечно,
 хорошо, да только интереснее другой вопрос: как часто они попадали туда, куда 
надо? Мы гордимся – наш танк Т-34 был самым подвижным на поле боя! Это хорошо, 
да есть вопрос: а он часто знал, куда двигаться и куда он двигается?
 А основатель немецких танковых войск Г. Гудериан в своих «Воспоминаниях 
солдата» писал о 1933—1935 гг.:

  «Много времени потребовалось также и на то, чтобы наладить производство 
радиоаппаратуры и оптики д