у. При постановке на 
станок на пулемёт ставился оптический прицел, с которым дальность стрельбы 
доходила до 2000 м. Наши пулемёты тоже могли забросить пулю на это расстояние, 
но кого ты невооружённым глазом на такой дальности увидишь и как по нему 
прицелишься? Бинокли, кстати, в немецкой армии имели очень многие, он полагался 
уже командиру немецкого пехотного отделения. Кто хоть однажды в жаркий день пил 
воду из горлышка нашей солдатской алюминиевой фляги в брезентовом чехле, тот 
помнит отвратительный, отдающий алюминием вкус перегретой жидкости. У немцев 
фляги были в войлочных чехлах со стаканчиком, войлок предохранял воду от 
перегрева. И так во всём – вроде мелочи, но когда они собраны воедино, то 
возникает совершенно новое качество, которое заставляет с уважением относится к 
тем, кто продумывал и создавал армию противников наших отцов и дедов.
  РПД 
 Скажем, у командира немецкого пехотного батальона в его маленьком штабе был 
солдат-топограф, непрерывно определявший координаты объектов на местности и 
специальный офицер для связи с артиллерией. Это позволяло немецкому батальону в 
считанные минуты вызвать точный огонь полковой и дивизионной артиллерии на 
сильного противника. В немецкой гаубичной батарее дивизионного артполка 
непосредственно обслуживали все 4 лёгкие гаубицы 24 человека. А всего в батарее 
было 4 офицера, 30 унтер-офицеров и 137 солдат. Все они – разведчики, 
телефонисты, радисты и т. д. обеспечивали, чтобы снаряды этих 4-х гаубиц падали 
точно в цель и сразу же, как только цель появилась на местности. Стреляют ведь 
не пушки, стреляют батареи. Немецкие генералы не представляли бой своей пехоты 
без непрерывной её поддержки всей артиллерией.
 (Надо сказать, что и у нас кое-где было нечто похожее, но к 1943 г. Генерал А.
 В. Горбатов вспоминает о боях за Гомель (выделено мною):  «Вообще артиллеристы 
потрудились хорошо. Они расчищали огнём дорогу пехоте как при прорыве обороны 
противника, так и в ходе всего наступления. Квалифицированные  
офицеры-артиллеристы , как правило, были  при батальонах ; благодаря этому 
удавалось поражать цели с минимальным расходом боеприпасов» ).
 И возникает вопрос – а чем же занимались наши генералы, наши славные теоретики 
до войны? Ведь речь в подавляющем большинстве случаев идёт о том, что до войны 
можно было дёшево и элементарно сделать.
 Кстати о теориях. В литературе часто встречается, что до войны у нас были 
гениальные военные теоретики, которые разработали гениальные военные теории. Но 
как-то не упоминается о том, что за теории в своих кабинетах разрабатывали эти 
военные теоретики и кому, в ходе какой войны, они пригодились.
 А на Совещании высшего руководящего состава РККА в декабре 1940 г., в 
частности, вскрылось, что в ходе советско-финской войны войска были вынуждены 
выбросить все наставления и боевые уставы, разработанные в московских кабинетах 
теоретиками. Выяснилось, что если действовать по этим теориям, то у наступающей 
дивизии практически нет солдат, которых можно послать в атаку. Одни, по мудрым 
теориям, должны охранять, другие отвлекать, третьи выжидать и т. д. Все вроде 
при деле, а атаковать некому. Дело доходило до того, что пулемёты сдавали в 
обоз, а пулемётчикам давали винтовки, чтобы пополнить стрелковые цепи. Такие 
были теории …
 Командовавший в советско-финской войне 7-й армией генерал К. А. Мерецков 
докладывал на этом Совещании:

 «Наш опыт войны на Карело-финском фронте говорит о том, что нам немедленно 
надо пересмотреть основы вождения войск в бою и операции. Опыт боёв на 
Карело-финском театре показал, что наши уставы, дающие основные направления по 
вождению войск, не отвечают требованиям современной войны. В них много 
ошибочных утверждений, которые вводят в заблуждение командный состав. На войне 
не руководствовались основными положениями наших уставов потому, что они не 
отвечали требованиям войны.
 Главный порок наших боевых порядков заключается в том, что две трети наших 
войск находится или в сковывающих группах, или разорваны.
 Переходя к конкретному рассмотрению боевых порядков, необходимо отметить 
следующее.
 При наступлении, когда наша дивизия готовится к активным действиям в составе 
корпуса, ведущего бой на главном направлении, идут в атаку 16 взводов, причём 
из них только 8 ударных, а 8 имеют задачу сковывающей группы. Следовательно, в 
ударной группе имеется только 320 бойцов, не считая миномётчиков. Если 
допустить, что и ударная и сковывающая группы идут одновременно в атаку, то 
атакующих будет 640 бойцов. Надо признать, что для 17-тысячной дивизии такое 
количество атакующих бойцов слишком мало.
 По нашим уставам часть подразделений, расположенных в глубине, предназначены 
для развития удара. Они распределяются так: вторые эшелоны стрелковых рот имеют 
320 бойцов, вторые эшелоны стрелковых батальонов – 516 бойцов, вторые эшелоны 
стрелковых полков – 762 бойца и вторые эшелоны стрелковых дивизий – 1140 бойцов.
 В итоге получается, что в атаку на передний край выходят 640 бойцов и для 
развития успеха в тылу находятся 2740 бойцов …
 Крайне неудачно построение боевых порядков. Начальствующему составу 
прививаются неправильные взгляды на характер действия сковывающих групп, 
наличие которых в атаке действующих частей первой линии создаёт видимость 
численного превосходства в силах, тогда как на самом деле в атаке принимает 
участие только незначительная часть войск. На войне это привело к тому, что в 
боях на Халхин-Голе немедленно потребовали увеличения численности пехоты, 
считая, что в дивизии некому атаковать.
 На войне на Карельском пе