в 
это время в 3-й моторизованной дивизии немцев:

 «Как правило, наши подвижные войска обходили узлы сопротивления противника, 
подавлением которых занималась шедшая следом пехота. 14-й танковый корпус без 
особого труда выполнил поставленную задачу, заняв оборонительные позиции 
фронтом на север. Однако в полосе 3-й моторизованной дивизии находилась одна 
высота и одна балка, где русские не прекращали сопротивления и в течение 
нескольких недель доставляли немало неприятностей немецким войскам».

 Динглер указывает, что сперва этой высоте не придавали серьёзного значения, 
полагая, что она будет занята, как только подтянется вся дивизия. Он говорит: 
«Если бы мы знали, сколько хлопот доставит нам эта самая высота и какие большие 
потери мы понесём из-за неё в последующие месяцы, мы бы атаковали более 
энергично».
 … Балка удерживаемая русскими, находилась в тылу 3-й моторизованной дивизии. 
Она была длинной, узкой и глубокой; проходили недели, а её всё никак не 
удавалось захватить. Изложение Динглером боевых действий показывает, какой 
стойкостью отличается русский солдат в обороне:

 «Все наши попытки подавить сопротивление русских в балке пока оставались 
тщетными. Балку бомбили пикирующие бомбардировщики, обстреливала артиллерия. Мы 
посылали в атаку всё новые и новые подразделения, но они неизменно откатывались 
назад с тяжёлыми потерями – настолько прочно русские зарылись в землю. Мы 
предполагали, что у них было примерно 400 человек. В обычных условиях такой 
противник прекратил бы сопротивление после двухнедельных боёв. В конце концов 
русские были полностью отрезаны от внешнего мира. Они не могли рассчитывать и 
на снабжение по воздуху, так как наша авиация в то время обладала полным 
превосходством.
 … Балка мешала нам, словно бельмо на глазу, но нечего было и думать о том, 
чтобы заставить противника сдаться под угрозой голодной смерти. Нужно было 
что-то придумать».

 Немцы, конечно, в конце концов придумали и взяли эту балку. Но:  «Мы были 
поражены, когда, сосчитав убитых и пленных, обнаружили, что вместо 400 человек 
их оказалось около тысячи. Почти четыре недели эти люди питались травой и 
листьями, утоляя жажду ничтожным количеством воды из вырытой ими в земле 
глубокой ямы. Однако они не только не умерли с голоду, но ещё и вели 
ожесточённые бои до самого конца». 
 А в это же время, и в этом же месте, но с другой стороны фронта, генерал В. И.
 Чуйков, проезжая на Сталинградский фронт мимо штаба нашей 21-й армии, вскользь 
отметил:

  «Штаб 21-й армии был на колёсах: вся связь, штабная обстановка, включая 
спальный гарнитур командарма Гордова, – всё было на ходу, в автомобилях. Мне не 
понравилась такая подвижность. Во всём здесь чувствовалась неустойчивость на 
фронте, отсутствие упорства в бою. Казалось, будто за штабом армии кто-то 
гонится и, чтобы уйти от преследования, все, с командармом во главе, всегда 
готовы к движению».  (Командовал этой армией генерал В. Н. Гордов).

 Чем Сталин должен был пресечь у своих генералов эту  «готовность к движению» ?
 Вообще-то на эту тему можно порассуждать, но другого пути пресечь бегство 
своих войск, кроме показательных наказаний бегущих, – нет.
 Левченко это понял, а Кулик – нет. Он писал и доказывал свою правоту в Керчи: 
30 января 1942 г. он написал Сталину в одной из многих объяснительных:

  «Если дающие эти показания и составители этого письма называют правильную мою 
оценку обстановки, а исходя с оценки обстановки и правильное моё решение 
паникёрским, пораженческим и даже преступным, то я не виновен в том, что они не 
понимают самых элементарных познаний в военном деле. Нужно было бы им усвоить, 
что самое главное преступление делает командир, если он отдаёт войскам заведомо 
невыполнимый приказ, войска его выполнить не в силах, гибнут сами, а приказ так 
и остаётся невыполненным». 

 Правы, Вы, Григорий Иванович, правы, но помолчите об этом до Победы. Ведь 
каждое Ваше слово – это основание другим советским генералам сдать советский 
город с надеждой потом оправдаться.
 Ведь Сталин начал восстанавливать Г. И. Кулика, как и Г. И. Левченко. Ему было 
присвоено звание генерал-лейтенанта, он получил в командование гвардейскую 
армию. Молчи и воюй! Но Кулик не молчит и Шепилов доносами вместе с Жуковым его 
снова легко валят. Ну теперь-то уж хоть помолчи!
 Но Кулик клятый. 18 апреля 1945 г. Председатель КПК Шкирятов предъявляет ему 
уже партийное обвинение:  «… ведёт с отдельными лицами недостойные разговоры, 
заключающиеся в восхвалении офицерского состава царской армии, плохом 
политическом воспитании советских офицеров, неправильной расстановке кадров 
высшего состава армии». 
 Думаю, что насчёт  «неправильной расстановки» Кулик мог говорить о том, что 
если бы в Ленинграде не было Жукова, то блокада бы его была прорвана ещё осенью 
1941 г., если бы в Крыму и на Кавказе не было генералов И. Е. Петрова и Г. Ф.
 Захарова, то Крым бы не сдали