ей войны, а наши стратеги тухачевские – нет.

 Мыслитель воздушных боёв

 В нашей исторической науке было принято преуменьшать свои силы, чтобы как-то 
объяснить поражения начала войны. Сообщается, что в западных округах 4 тыс. 
немецких самолётов противостояло всего 1540 наших самолётов «новых типов». 
Имеются в виду штурмовики Ил-2, пикирующие бомбардировщики Пе-2 и истребители 
МиГ, ЛаГГ и Як. Ну, а почему, скажем, истребители И-153 («чайка») и И-16 не 
считать «новыми» типами? Ведь И-153 выпускался по 1941 г. включительно (с 
1939 г. их построено 3437 единиц), а у И-16 последняя модернизация (тип 24) 
была произведена лишь в 1940 г. Только сошли с конвейера – и уже «старый тип»?!
  ЛаГГ-3 
 И-16 начал выпускаться в 1934 г., и в феврале этого же года немцы начали 
конструировать Мессершмитт Вf-109. В августе 1935 г. «мессер» поднялся в воздух.
 И Ме-109 пролетал всю войну, а И-16 уже в 1941 г. – «старый тип»? Почему?
 В 1940 г. на И-16 поставили двигатель в 1100 л.с., самолёт весил всего 1882 кг,
 но летел с максимальной скоростью 470 км/час, в то время как Ме-109 уже в 
1938 г. с двигателем 1050 л.с. и весом 2450 кг развивал скорость 532 км/час. А 
когда на Ме-109 (начало 1942 г.) поставили двигатель 1350 л.с., то он стал 
летать со скоростью 630 км/час, хотя и весил почти 3 т. Да, конечно, при такой 
скорости у Ме-109, И-16, новенький, только с конвейера сразу становился «старым 
типом». Эти машины Поликарпова были конструкторскими тупиками, их невозможно 
было, модернизируя, поддерживать в современном состоянии сколько-нибудь 
длительное время. Виноват ли Поликарпов? Думаю – да.
 Но огромнейшая вина лежит на тех, кто заказал ему сконструировать именно эту 
машину. Ведь И-153 и И-16 были машинами, в которых конструктор заложил – как 
главный принцип – манёвренность. Совместить её со скоростью оказалось 
невозможно. И поскольку заказывал вооружение Тухачевский, и именно он задал 
Поликарпову параметры манёвренности, то именно он и виноват, что СССР потратил 
огромные усилия на постройку этих малопригодных для реального боя машин.
 Тухачевский должен был представить себе воздушный бой перед разговором с 
Поликарповым. И этот бой представлялся ему боем на больших дистанциях. 
Заказанные им истребители оснащались даже оптическим прицелом. Маневрируя 
(резко разворачиваясь), такой истребитель, по идее, уходил из прицела 
противника и, в свою очередь, мог взять его на прицел.
 Но в жизни так бои не велись, поскольку попасть в самолёт дальше чем с 200 м 
можно только случайно.
 Для уничтожения противника истребитель обязан был подлететь к цели практически 
вплотную (Хартманн подлетал на 20—30 м) и только после этого открыть огонь. 
Цель в прицеле могла быть всего несколько секунд, поэтому важна была масса 
секундного залпа истребителя – на него нужно было ставить много пушек и 
пулемётов. Но главное было – догнать и приблизиться к противнику, а для этого 
важна была не манёвренность, а скорость.
 Немецкие генералы, Геринг это понимали, а Тухачевский … учил мышей на задних 
лапках ходить.
 Вот как в книге «Советские асы» описываются бои наших И-16 и И-153 с немецкими 
бомбардировщиками:

  «… воздушный бой на „ишаке“ или „чайке“ (которых у западной границы было 
сконцентрировано 3311 штук, то есть 76 % парка истребителей) с Ju 88 выглядел 
примерно так: „Мы разогнали свои машины при снижении до максимальной скорости и 
перед первой девяткой пошли вверх. Каждый выбрал цель. Огонь вели снизу, 
длинными очередями по наиболее уязвимым точкам самолётов. (Огонь вели с 
дистанции 150—170 м – прим. автора). Приблизившись к самолётам противника на 
50—70 м как по команде завалились на крыло и, набрав скорость, повторили атаку 
(…), но всё безуспешно. Набрать высоту после захода не хватило скорости и 
мощности двигателя“. Или так:  «… я вдруг заметил нашего И-16, летящего на 
перехват Ju 88. В это время Юнкерс развернулся на 180° и снова пролетел надо 
мной (…). Тянувшиеся за ним струйки выхлопных газов, говорили о том, что фриц 
удирает на полном форсаже. Истребитель заметно отставал (…). И-16 дал длинную 
очередь вслед удаляющемуся самолёту, развернулся и полетел на базу».

 По сути, я ведь пишу не о Тухачевском, а о реальных причинах наших поражений в 
начальный период войны и о причинах неоправданных потерь в ходе её. Поэтому, 
следует обратить внимание на ещё один аспект, на который почти никто не 
обращает внимания. Это разница в организации авиации у нас и у немцев.
 У нас почти вся авиация входила в состав (организационно подчинялась) 
сухопутных войск – фронтов и армий. Казалось бы хорошо – общевойсковые 
командиры могли приказать лётчикам исполнить те или иные задачи. Но ведь 
реально бои на всех фронтах сразу не велись. Где-то на одном из участков, 
длиною в 200—300 км, нами либо немцами проводилась операция, а на остальных 
участках 3000 км общего фронта было затишье. И в этой операции участвовала с 
нашей стороны только авиация этого фронта с резервами.
 А у немцев было не так. У них авиация и ПВО были отдельными войсками, не 
подчинявшимися сухопутной армии. И в случае проведения операции немцы снимали 
авиацию со всех спокойных участков всех фронтов и добивались численного 
перевеса на нужном участке. Поэтому и летали их лётчики в 5—6 раз больше, чем 
наши,