борствующие стороны бросили лучшее из имеющегося у них, и что потери 
с обеих сторон были огромны, сомнению не подлежит. Архивными данными, 
публикациями, самими участниками подтверждено, что на Кубани действовали самые 
лучшие, хорошо подготовленные, имевшие большой боевой опыт немецкие лётчики, 
зачастую летавшие парами с 1939 года, умело использовавшие в бою радиосвязь и 
эшелонирование по высоте. Даже молодые лётчики из пополнения имели не менее 200 
часов налёта, а прибыв во фронтовые части, они должны были налетать ещё не 
менее 100 часов в прифронтовой полосе, прикрывая свои аэродромы, изучая 
местность, и только потом вводились в бой под прикрытием опытных лётчиков. 
Немцы, исходя из того, что у русских больше самолётов и лётчиков, своих берегли.
 В люфтваффе считалось: если в бою был сбит один советский самолёт и при этом 
потерян один немецкий, то это не победа, а поражение. На основании изучения 
немецких документов, литературы, изданной в ФРГ, и моих личных бесед с бывшими 
лётчиками люфтваффе я уяснил формулу боя, которой руководствовались немецкие 
лётчики: «Увидеть противника, оценить обстановку, принять решение, ударить, 
уйти».
 С советской стороны, наряду с лётчиками, имевшими уже солидный боевой опыт, 
такими, как А. И. Покрышкин, Г. Г. Голубев, А. Ф. Клубов, Н. Ф. Смирнов, В. Г.
 Семенишин, В. И. Фадеев, Б. Б. Глинка, Д. Б. Глинка, Г. А. Речкалов и многими 
другими асами, были молодые пилоты, имевшие после окончания лётных школ 
мизерный налёт, а также лётчики, прибывшие из внутренних округов и с Дальнего 
Востока, и не имевшие боевого опыта.
 На командном пункте командира немецкой авиагруппы всегда находились два 
радиста: один прослушивал переговоры своих самолётов, и с его помощью командир 
руководил боем, а второй, знающий русский язык, прослушивал переговоры 
советских самолётов. А послушать было что. Противник составлял списки фамилий 
наших лётчиков, определял среди них командиров и ведущих групп. У пленных 
лётчиков немцы отбирали групповые фотокарточки, уточняли личности и делали 
фотоальбомы. Вот откуда предупреждающие команды: «Покрышкин в воздухе!» и 
другие. Много потерь среди опытнейших советских лётчиков было и в результате 
неумения распознать радио игру противника. Услышав сообщение: «Фадеев! Я 
Петров! Нахожусь там-то, веду бой, помоги!», советские асы, не задумываясь, 
бросались на помощь, а там их уже поджидали особые «охотники», такие, как 
«кубанский лев» Иоганн Визе …
 Немцы же своим известным асам позывные часто меняли. Например, будущий ас № 1 
люфтваффе Эрих Хартман в боях на Кубани участвовал под своей фамилией, а уже 
став известным, фамилию менял. В частности, под Курском он уже летал под 
псевдонимом «Рабутски».
 Попробуем всё-таки оценить потери в воздушных боях. О наших потерях на Кубани 
даже спустя 50 лет после окончания войны полностью достоверных данных нет, хотя 
публикации есть. Нужно оценить боевые потери самолётов, сбитых в воздушных боях 
или сбитых зенитной артиллерией противника, и не включать в это число те, 
которые разбились при перелётах, учебных полётах на фронтовых аэродромах, хотя 
и эти потери, естественно, считаются боевыми. Немцы, например, различают такие 
потери: «погиб под воздействием противника» и «погиб без воздействия 
противника». Вот данные из немецких архивов о потерях лётчиков 52-й 
истребительной эскадры на Кубани с 17.04 по 17.06 1943 года. Всего потеряно 35 
лётчиков (убиты, ранены, пропали без вести). Указаны имена, фамилии и воинские 
звания. Учитывая, что здесь сражались три истребительные эскадры такого же 
уровня подготовки, то потери истребителей по аналогии можно будет оценить: 
35х3=105 человек. В румынской, словацкой и хорватской эскадрильях было 60 
лётчиков. Так как их подготовка была гораздо хуже, можно ожидать, что они 
потеряли до 50 % лётного состава, то есть 30 лётчиков. Получается: потери 
лётчиков-истребителей на Кубани за этот период составили около 135 человек, что 
составляет почти 50 % первоначального состава. Кстати, 30 апреля 1943 года в 
воздушном бою на Кубани был тяжело ранен лейтенант Ешоннек, сын начальника 
генерального штаба люфтваффе генерал-полковника Ешоннека, также учившегося в 
Липецкой авиашколе в период тесного сотрудничества рейхсвера и Красной Армии. 
Рассказ сына о возросшей мощи советской авиации удручающе подействовал на 
начальника генерального штаба, отвечающего за подготовку и ведение боевых 
действий люфтваффе.
 На Кубани действовала и особая эскадрилья ночных истребителей под 
командованием оберлейтенанта Петцольда. Эта эскадрилья, умело используя 
радиосвязь, чётко взаимодействовала с зенитчиками и прожектористами, нанося 
большие потери советским ночным бомбардировщикам. Сама же она потерь 
практически не понесла. Точных данных о потерях немецкой бомбардировочной и 
разведывательной авиации за данный период у меня пока нет, но нужно отметить, 
что на Кубани действовали опытные лётчики и в том числе самый известный – 
полковник Рудель. Самолёты имели надёжное прикрытие истребителями по пути 
следования к цели и обратно, а также над полем боя. Однако советские командиры 
уже научились хорошо пользоваться радиостанциями и наводили истребителей по 
радио. Истребители имели самую главную задачу: сбивать в первую очередь 
немецкие бомбардировщики, не допуская их к цели, поэтому потери немецких 
бомбардировщиков были значительными, особенно среди пикирующих бомбардировщиков 
Ю-87. Воздушные бои и сражения, проведённые на Кубани, показали возросшее 
мастерство лётного состава и авиационных командиров. Чётко была организована 
система оповещения и наведения истребителей на противника, широко применялось 
наращивание авиационных сил в ходе воздушного сражения. Широко применялись 
вертикальный манёвр, эшелонирование по высоте боевых порядков, своевременный 
ввод в сражение резервов, управление групповым воздушным боем